Культура нации определяется отношением к самым слабым и беззащитным — старикам, детям и инвалидам.

Одиноких стариков немало. Часто они забыты детьми и внуками, не особенно обласканы государством. В недалеком прошлом — великие труженики, те, кто на своих плечах вынес все тяготы восстановления страны в послевоенное время, кто в молодом возрасте смело отправлялся работать туда, где было особенно трудно, — на строительство БАМа, в шахты, покорять целину, на строительство заводов и фабрик, ГРЭС, водоканалов. Это их неимоверным трудом возводились города, прокладывались стальные магистрали и автотрассы. Как живется им, состарившимся, о чем думается, о чем мечтается?

Степаныч

Во всей округе его так и звали — Степаныч. Он прожил на улице Курганной более полувека. Когда-то вместе с супругой взяли план, построили домик, вырастили сына, дали ему образование. Выйдя на пенсию, держали коз, домашнюю птицу, огород. Сын жил в Петербурге. К старикам наведывался нечасто, ссылаясь на занятость по работе. Невестка не особенно жаловала деревенский уклад жизни родителей супруга, за все время приезжала в гости раза три, не больше. И внуков на лето отправляла к своим родственникам, в Подмосковье.

Степаныч к такому прохладному отношению со стороны «родичей» относился с пониманием.

— Невестка у нас — сильно ученая, знает несколько иностранных языков, работает переводчиком. Куда ей в наше сельпо, они на отдых ездят за границу, — хвастался Степаныч соседям.

Горе и радость

Все бы хорошо, да остался Степаныч один, супруга его, незабвенная Клавдия, скоропостижно скончалась. На похороны сын приехать не успел, находился в командировке. А тут — лето, жара. Куда деваться, похоронили без участия сына. Пришли соседи, сделали все, как положено. И поминки заказали в ближайшем кафе. Степаныч как вцепился в руку супруги на похоронах, так и просидел, безучастный ко всему. Хорошо, соседка Люся знала, где лежат его сбережения — в шкафу, в вазочке. Собрали недостающую сумму по соседям и похоронили Клавдию.

Степаныч после смерти супруги стал часто болеть, реже выходить на улицу. Иногда сидел на скамейке в саду, под старой яблоней, в компании верного Рекса — немецкой овчарки. Вот с ним он и разговаривал, делился воспоминаниями, рассказывал о сыне, внуках. Раз в неделю к нему по доброте душевной приходила соседка Люся — убраться да обед приготовить. Приводила своих пацанов — погодок, чтобы Степанычу было не так одиноко. Порой ругала его: «Ну, Степаныч, что-то вы совсем расклеились. Едите плохо, я борщ неделю назад сварила, так и стоит в холодильнике вами не тронутый. Так же нельзя кручиниться! Смотришь, сынок ваш дела все поделает и в гости приедет».

И словно услышал ее слова сын Степаныча, прислал письмо, дескать, жди, отец, на Новый год приедем к тебе в гости. Как обрадовался старик, принялся наводить порядок и в доме, и во дворе. Позвал на помощь соседку Люсю, и — закипела работа. Когда все в доме сверкало чистотой, на окнах струились чуть подсиненные тюлевые занавески, Степаныч отправился в продуктовый магазин:

— Ты, дочка, наложи в авоську все продукты по списку, и шампанское не забудь, конфет хороших, дорогих, сын с внуками на Новый год едут ко мне в гости!

Степаныч словно помолодел от этих семейных хлопот. Чисто выбрился, нарядился в костюм, в новую куртку. Соседки его даже не узнали: «Смотрим, ты или нет? Прямо жених, от счастья весь светишься».

Откуда и силы взялись — старик, забыв о радикулите, нарубил дровишек для баньки. А как же, с дороги гости дорогие, может, захотят попариться. Баню эту ему помогал строить сын.

А какой знатный холодец получался у Степаныча, даже соседки просили рецепт. И сало он умел солить еще дедовским, старинным способом. Вот салаты он готовить не умел, их приготовление поручил соседке Люсе. И попросил, чтобы она напекла пирожков с капустой. Его супруга Клавдия обычно на все праздничные застолья пекла такие пирожки.

Когда все предпраздничные хлопоты были завершены, куплена и наряжена елка, Степаныч отправился под яблоню отдохнуть и с верным другом — своим псом «побеседовать».

— Вот и дождались мы с тобой, Рексушка, гостей дорогих, — говорил старик, гладя собаку. — Да разве ж мы не понимаем, как нынче загружены все работой. И на пару дней, бывает, не вырваться. А тут одна дорога несколько дней займет, из Питера все же. Оно, конечно, можно и на самолете…

Интересно, сынок приедет с внуками или один? Внуки уже выросли, школьники. Фотокарточку присылали — славные ребята. Старший, тот вроде на меня маленько похож. Я внучатам альбом с фотокарточками покажу, об отце моем — их прадеде, геройски погибшем на фронте, расскажу. Чтобы корни свои не забывали.

В ожидании встречи

Степаныч сходил на почту, попросил сотрудниц узнать расписание поездов из Питера, прикинул, что скорее всего гости прибудут аккурат к Новому году, 31 декабря, и стал терпеливо ждать.

В последний день декабря он проснулся рано, еще не было и пяти часов. Встал, оделся, нагрел чайник. На крыльце заворочался Рекс.

— Ладно, входи в дом, — Степаныч бросил у входной двери старенький коврик. — Теперь, брат, ты вынужден пожить на улице, в доме — чистота, гостей ждем. Придется тебе перетерпеть эти неудобства.

Степаныч вздохнул, глядя на портрет супруги.

— Не дождалась ты сыночка, вроде бы и не хворала, а ушла в одночасье, — старик вытер ладонью набежавшую слезу. — Сходим с сыном к тебе на могилку, посоветуюсь с ним, какой памятник поставить, будущим летом уже год, как ты ушла. Я интересовался у Петра — да ты его знаешь, он живет на конце квартала, какой памятник ставить. Он своим родителям заказывал, написал номер телефона ребят, которые занимаются этим. Я деньжата с пенсии откладываю, чтобы сразу и памятник, и оградку заказать.

Время тянулось очень медленно. Стрелки часов никак не хотели двигаться. Степаныч даже потряс будильник, не остановился ли? Рассвело. Он вышел во двор, дал собаке еду. Соседка Люся уже копалась в сарайчике, крикнула: «Степаныч, с добрым утром! Тесто на пирожки уже поставила!»

Кое-как он пережил этот день. Не зная, чем себя занять, выходил во двор, заходил в дом, поправлял скатерть на столе. Зачем-то заглядывал в холодильник, любовался приготовленными соседкой Люсей салатами, разложенными в красивые вазочки. Уже в шесть часов вечера накинул старый ватник, вышел за калитку. Стоял долго, даже продрог. Люся принесла блюдо с пирожками, отругала Степаныча.

— Вы же замерзли, ступайте в дом, там и ждите. Мимо не пройдут… Вам никак нельзя болеть, только простуду вылечили.

Она поставила блюдо в центр стола, накрыла полотенцем и ушла. Степаныч грустно вздохнул, хорошей невесткой была бы им Люся. Она на пять лет младше их сына. Уже студентом он приезжал домой, звал Люсю в кино. Да что-то не заладилось у них. Степаныч как-то даже вступился за Люсю: «Ты ее не обижай, выросла без родителей, с бабушкой. Жениться — женись, а так — голову девке не морочь». Вскоре сын женился на однокурснице. И Люся вышла замуж, родила двух мальчишек. Она была для Степаныча как дочь. Давление ли померить, «скорую» вызвать, обед приготовить — Люся все делала с готовностью. А еще Степаныч жалел, что не послала судьба им с Клавдией дочку.

Вот за такими раздумьями и застала его Люся. Переступила порог в нерешительности, не зная, как сообщить старику новость.

— Тут с почты звонили, — начала она робко. — Велели передать, сын ваш телеграмму прислал. Не может он приехать, они с семьей улетели за границу по горящей путевке. Так что не ждите их. А то — давайте к нам в гости, мальчишки будут рады. Новый год — это семейный праздник, его встречать одному негоже. А мы с вами — уже как одна семья.

Пока Степаныч не осознал сказанное ею, она накинула на него старый ватник, подхватила под локоть и повела к двери.

— А мы и пирожки захватим с собой, чего им остывать. И Рексу косточку припасем, вы главное не расстраивайтесь, — не умолкая, говорила Люся. — Вот отдохнут ваши внуки за границей, и обязательно приедут в гости. Вы, главное, не расстраивайтесь…

…На улице уже вовсю громыхали петарды, небо расцвечивали новогодние салюты. Повсюду были слышны возгласы: «С Новым годом! С новым счастьем!». Степанычу вдруг показалось, что от угла соседского дома по тротуару, смешно растопырив ручки, к нему бежит маленький мальчик — его сын. Предательски сильно закололо в сердце. Люся подхватила оседающего старика: «Ты чего это, Степаныч, удумал?!» Крикнула вышедшему на шум супругу: «А ну подсоби, Степанычу стало нехорошо. И мальчишкам скажи, чтобы вызвали «скорую!»

У распахнутой калитки испуганно метался Рекс. А в таком далеком иссиня-черном заграничном небосклоне в эту ночь загорелась новая яркая звезда.

Валерия Ломешина