В феврале 1943 года, когда советские войска освобождали Теучежский район от немецко-фашистских захватчиков, мне было восемь лет. Но события тех лет запечатлелись в моей памяти особенно ярко.

Именно с этим периодом связано мое самое большое несчастье: в августе 1942 года, играя ручной гранатой, я потерял кисть левой руки. В это время в моем ауле Гатлукай стояли наши войска, и солдаты быстро отвезли меня в передвижной госпиталь, дислоцировавшийся в соседнем ауле Пчегатлукай, где мне была проведена срочная операция.

Это было очень страшное время, чуть ли не через каждые сутки район занимали то наши бойцы, то немцы. Нашим войскам пришлось ночью срочно покинуть Пчегатлукай. Военный хирург посоветовал моей соседке Самет Мешвез, которая находилась со мной, забрать меня из госпиталя. В каждом ауле тогда были свои знахари. В моем ауле славился аксакал Амерзан Урсок, который занимался народным лечением. Благодаря ему я и выздоровел.

Когда немцы заняли аул, то во дворах почти не оставили живности. До сих пор у меня в ушах их возгласы: «Яйко, млеко». Они были очень жестокими. Никогда не забуду, как они меня избили, чуть не до смерти, только из-за того, что я решил взять уже выброшенное кем-то из солдат старое лезвие. Это увидел один из фашистов, и он тут же наставил на меня пистолет. К счастью, моим родным со слезами на глазах удалось уговорить фрица не стрелять. Второй раз тот же самый немец специально положил на видном месте свою кобуру и ждал того момента, когда я подойду и попытаюсь взять ее. К моему счастью, мать заметила, что это неспроста, и запретила мне даже близко подходить к немецким солдатам.

Хорошо помню, что наши войска при отступлении оставили у нас в доме обезноженного бойца-азербайджанца по фамилии Мамедов. Утром немцы обнаружили раненого и расстреляли в огороде. В нашей семье долго хранилась его семейная фотография, и я до сих пор помню, как он с тоской смотрел на нее. Наверное, чувствовал, что никогда не увидит своих родных, детей. Все время говорил: «Мамаджа, Мамаджа».

В то время, как и во многих советских семьях, на стенах нашего дома висели фотографии членов правительства. Когда фашисты вошли в дом, то выпустили автоматную очередь по портрету с криком: «Сталин — капут!»

Воспоминаний о том времени осталось у меня очень много. Но особенно ярко в память врезалось еще одно страшное событие. В августе 1942 года фашисты заняли школу и стали использовать ее как штаб. Всему населению аула было объявлено о «новых законах», которые принесла немецкая армия. Всему аулу они предписывали трудиться на немцев — заготавливать корм, ремонтировать дорогу от Сливного до хутора Молькино, колхозную конюшню.

Полицай-надсмотрщик, часто подгоняя рабочих кнутом, издевался над стариками. За опоздание на работу на несколько минут немецкий унтер избил 70-летнего старика. Женщин тоже выгоняли на ремонт дорог. А строились дороги вручную. Женщин из семей коммунистов, комсомольцев или воюющих в Красной армии посылали ближе к лесу, где возможны были стычки с партизанами или прорыв наших войск. В феврале при сильном морозе староста аула приказал отремонтировать конюшню, где содержали лошадей оккупантов.

На эту работу послали женщин из семей коммунистов, комсомольцев и воюющих солдат. Кроме того, каждая семья, члены которой воевали против немцев в армии или в партизанском отряде, должна была ежедневно отдавать 1,5–2 литра молока — это была своеобразная плата за то, что коров не забрали в виде говядины на кухню, а сохранили. Это были семьи Зачерия Мешвеза — секретаря Теучежского райкома ВКП(б), Гисы Тлехаса — работника Теучежского райисполкома, участника партизанского отряда «Ворошиловец», Юсуфа Хуаде — председателя Теучежского народного суда.

Январским морозным утром 1943 года полицай зашел в дом Гисы Тлехаса и потребовал молока для немцев. В это время его жена Загирет по наряду старосты была на ферме в 300 метрах от дома. В доме остались двое малолетних детей. Полицай погнал старшего за матерью. Испугавшись, мальчик побежал по снегу босиком. К вечеру мальчик, его звали Казбек, заболел воспалением легких, а через два дня скончался. Когда он умирал, полицейские окружили дом, чтобы поймать партизана-отца, который якобы тайком посещал ночью семью. Хоронили Казбека только его близкие. Когда вернулись наши войска, Загирет с малолетним сыном Биназиком перебралась к родителям в аул Мамхег Шовгеновского района.

Много горя принесла война. Она коснулась черным крылом каждой семьи, каждого человека. Прошло уже более 70 лет со дня освобождения нашего района. Но такое не забывается никогда.

Сафер Хуаде.

Аул Гатлукай.