Мы встретились с Николаем Борисовичем у него дома. Сидя под цветущей вишней в саду, фронтовик листает семейный альбом и вспоминает те далекие дни, когда он, молодой парень, ушел на фронт…

Детство

— Я родом с Украины, из села Демьянцы Киевской области. Мне было годика три, не больше, когда пришли нашу семью раскулачивать. Шел 1929 год, вместо отца под арест пошел его родной брат. Мы жили все вместе: бабушка, отец, мама, брат отца… Уж что у нас было такого, чтобы назвать кулаками, не помню… Следом за дядей арестовали и моего отца. Мать, чтобы не умерли с голоду, ездила в город на заработки. В одну из таких поездок она заболела тифом. Никто ее там, в городе, не лечил: положили в чулан да давали воду, кусок хлеба… Но она чудом выжила, вернулась домой — худая, на костылях. Я ее даже не узнал сразу, а потом бросился к ней со слезами… Да, видимо, она еще не совсем вылечилась, потому что и я заболел тифом, — вспоминает свое детство Николай Борисович.

Время, которое провел в больнице, фронтовик вспоминает как самое сытое и беспечное в те годы. Им, больным детям, давали невиданное по тем временам кушанье — кусок белого хлеба с маслом и заморский напиток — кофе! И это в самый лютый голод! Может, именно тиф с последующим лечением в больнице и спасли жизнь маленькому Коле Бурдуну…

Когда Николай был уже подростком, его мать арестовали по 58-й статье и, как политически неблагонадежную, посадили в тюрьму.

— Обсуждать в семье такие вещи было не принято, — говорит фронтовик. — Помню, бабушка как-то призналась, что виной всему был наш дом в селе. Когда отца и дядю арестовали, мы вскоре уехали в город, а наш дом, по всей видимости, не давал покоя кому-то из местных жителей. А мать стала в село наведываться, говорить, что дом этот наш, вот ее и упекли в тюрьму.

Арест мамы случился как раз перед войной. Бабушка была уже старой, чтобы воспитывать Николая, и его решили отправить на воспитание к брату матери в Самарканд. Но пока решали, кто повезет мальчика к родственнику, грянула война…

Война

— В наш город Переяслав-Хмельницкий вошли немцы. Бабушка услышала, что фашисты во время облав задерживают молодых парней, девчат, а потом отправляют их в Германию. Она тут же тайком отправила меня в село, где мы жили раньше, и велела не приезжать в город. В селе фашистов не было, был только староста, но он был свой, с ним даже партизаны поддерживали связь. Меня, подростка, считай сироту, он пристроил работать конюхом. Я прожил в селе два года. Когда фашистов прогнали, нас, молодых ребят допризывного возраста, записали в отряд при стройбате, чтобы мы строили мост.

А спустя два месяца, в ноябре 1943 года, Николая призвали на фронт. Его вместе с другими ребятами отправили в Харьков на учебу. Молодые бойцы осваивали ПТР — бронебойное противотанковое ружье.

— Освоить оружие освоили, да вот беда — мы были такими худыми, что не могли его поднять… Весило оно вместе с патронами около 18 килограммов, а с оружием нужно было еще и бежать, стрелять… Тогда нас поставили на доппаек и кормили до отвала. Мы набрали вес и могли уже с этим оружием обращаться, — вспоминает фронтовые будни ветеран. — Меня в числе других бойцов направили на передовую. Наши войска двигались по направлению Польши практически без остановок, в сутки проходили до ста километров. Уставали сильно, выйти из строя было нельзя. Помню: ухватишься за край телеги, что перевозила продукты, снаряды, и спишь на ходу… Главное было не упасть. Прибыли на место и два месяца провели на передовой в окопах. Фашисты всеми силами пытались удержать плацдарм в Польше. Окопы неприятеля были от нас на расстоянии 40—50 метров, и нам было хорошо их видно.

Ранение

Спустя два месяца их группу бойцов сменили другие воины. Начались кровопролитные бои. Их роту направили для зачистки города Бреслау. В городе еще оставались фашисты — приходилось заходить в каждый дом, проверять все сараи, подвалы, чтобы полностью очистить город от неприятеля. Дрались практически врукопашную за каждый дом. В одной из таких операций по зачистке Николай Борисович был ранен. Его вместе с другими ранеными эшелоном отправили в госпиталь в Ивано-Франковск. Пока он залечивал раны, наступил долгожданный День Победы.

По прибытии после госпиталя в свою часть Николай Бурдун попал в группу солдат, которых посылали на учебу на механика.

— Я учился с большим интересом, был в числе лучших слушателей курсов, — говорит фронтовик. — После завершения учебы был для дальнейшего прохождения воинской службы направлен в Самарканд. Мы обслуживали американские самолеты-бомбардировщики «Бостон». Затем меня направили на учебу уже на авиационного техника.

Мирная жизнь

С 1953 года инженер эскадрильи Николай Бурдун проходил воинскую службу в Майкопе, в летном полку. К этому времени он уже был женат. С супругой они воспитывали двоих детей.

Кстати, сын Сергей тоже стал кадровым военным — окончил военное училище, уволился в запас в звании подполковника.

Николай Бурдун уволился с военной службы в звании майора. Более четырнадцати лет работал завскладом в военторге. Уже в 1985 году ушел на заслуженный отдых.

— Я так и не научился сидеть без дела, занимался дачей. Сельхозработы, сами понимаете, требуют много сил и времени, помогал воспитывать внучат — их у меня аж пятеро! — говорит ветеран. — Это теперь я домосед — возраст берет свое… Как только потеплеет, выхожу на улицу, любуюсь цветущим садом. Сын Сергей с семьей живет в Воронеже, дочь Ольга — в Майкопе. Она и следит за моим здоровьем, самочувствием. Внучата меня не забывают… Что еще нужно пожилому человеку для счастья! Сколько нас, фронтовиков, осталось в живых? Как-то прочитал, что из всех родов войск в Великой Отечественной войне больше всего потерь при военных операциях несла матушка-пехота…Часто вспоминаю своих фронтовых друзей, кто сложил голову на полях сражений. Для нынешнего молодого поколения мой наказ: помнить, какой дорогой ценой завоевано счастье жить в мире.