Фото Артур Лаутеншлегер/СА

Он называет себя «сыном трех матерей». Именно под таким названием народный художник России в 2013 году выпустил автобиографическую книгу. Его детство прошло в ауле Габукай, юность в Краснодаре, а годы становления в Тбилиси. О том, чем одарили Теучежа Ката три матери — Адыгея, Кубань и Грузия, — об отношении к современному искусству и оценке событий прошлого он рассказал в интервью «СА».

— Теучеж Мадинович, что дали вам эти три «матери»?

— Краснодар, в котором я учился (Кубанский госуниверситет), до сих пор считаю родным городом, очень тяжело отвыкал от него. Даже уехав из города, какой-то частью своей души остался в нем. Уже в ранние годы интуитивно тяготел к строгости, скупости в искусстве. В исламе ведь запрещено изображение всего живого, поэтому на Кавказе живопись компенсировалась прикладным искусством. Закончив обучение в КубГУ, отправился в Тбилиси, где окончил художественную академию.

У меня были замечательные педагоги, среди которых — всемирно известный иллюстратор и театральный художник Серго Кобуладзе. Я с головой окунулся в грузинскую живопись, она вдохновляла. Местные живопись, чеканка, прикладное искусство — мирового масштаба. Здесь вам и импрессия Франции, и модернизм. Картины знаменитого грузинского художника Нико Пиросмани, который порой малевал двумя-тремя красками — черной, белой и охрой, — считаются шедеврами мировой живописи. Великий Пикассо говорил: «Первый мой учитель — Пиросмани». Так что было чему у грузин поучиться. Именно в Тбилиси я состоялся как художник. Потом поездил по миру, многое видел, многому научился. Хочу сказать, что самобытное народное искусство всегда сильное, именно поэтому оно вдохновляет великих художников. К примеру, большой вклад в мировую живопись внесла иранская миниатюра. Вся Европа «танцует» от нее — Матисс, Сезанн, Ван Гог…

— А как вы относитесь к современному искусству, инсталляциям в духе «смятая банка кока-колы» и прочее?

— Знаете, и среди этого нужно уметь видеть что-то. Пройдет энное количество времени, и, может быть, из этих авторов это самое что-то и выйдет. Кроме классической есть ведь и другие формы. Сейчас очень многие молодые люди пробуют свои силы в искусстве. Как-то в Москве побывал на одной из выставок молодых киргизских художников. Был под большим впечатлением от их цветового решения. Вообще, фиолетовые краски тяжелые, они антагонисты — кроме белого и черного с другими цветами не ладят, но у этих ребят было такое море этого цвета — закаты, верблюды, миражи. Так что нельзя ничего отбрасывать, нужно видеть полезное во всем.

Я, например, по молодости, долго не понимал Пиросмани: за что его хвалят, что за примитивизм? Было стыдно, что не понимаю великого художника. Как-то наблюдал, как в Музее искусств Грузии японская делегация целенаправленно пришла посмотреть картины Пиросмани и восхищалась ими. Вместе с японцами я как будто по-новому посмотрел на художника и что-то понял. Потом еще много раз приходил и вникал. Почему Пиросмани так велик: потому что он вложил в своих персонажей грузинскую душу. Только грузин мог так нарисовать. Потихоньку начал его понимать, и теперь каждый персонаж Пиросмани стоит у меня перед глазами. На первый взгляд, кажется, что изображения его картин статичны, но присмотришься — и чувствуешь, как все движется, поет, благоухает. У Пиросмани я перенял строгость, монументальность, любовь к животным, которых он здорово изображал, а еще отсутствие страха цвета, например черной краски, которой много в его картинах. В природе много цветов. Порой они трудно сочетаются друг с другом, но надо прислушиваться к душе, к внутреннему ощущению: вот этот цвет хороший.

В природе много цветов. Порой они трудно сочетаются друг с другом. Надо прислушиваться к душе, к внутреннему ощущению. Искусство нужно чувствовать изнутри и понимать

Искусство надо чувствовать изнутри и понимать, а не смотреть, как соблюдены пропорции и как точно изображены части тела.

— Сегодня молодому начинающему художнику проще или сложнее заявить о себе миру искусства?

— В советские годы отечественная школа была одной из самых сильных образовательных школ в мире. Ей были присущи традиции, добросовестное изображение натуры. Российское обучение было серьезное. Сегодня очень тяжело пробиться самому. В те годы нас поддерживало государство, обучало бесплатно. Всесоюзный фонд художников давал путевки в дома творчества, дома отдыха, оплачивал кисти, краски… Молодых художников всячески поддерживали. Сейчас выживает сильнейший.

И еще в советское время была цензура. А сейчас запретных тем нет — рисуй, как хочешь и что хочешь. Но создаются ли великие вещи? Художник должен созреть для них.

— Вы не только художник, но еще и член Союзов журналистов и писателей России. Издали десяток книг, среди которых — «Год жестокий — 18–й». Ровно век отделяет нас от тех событий. Что вы хотели сказать этим произведением?

— Это исторический роман о годах гражданской войны в Адыгее. Мое поколение было воспитано в духе революционной бури — красный галстук как символ рабоче-крестьянской крови и прочее. Но гениальный писатель Шолохов очень хорошо написал о том периоде в романе «Тихий Дон» — как казак Гришка Мелехов мечется от красных к белым. Жизнь смешала все, это была братоубийственная война. Не зря же Шолохову дали Нобелевскую премию. Сегодня революцию то хвалят, то ругают, а мне хотелось объективно рассказать о том времени. Революцию в России сотворили ценой огромных жертв. Мои предки по матери погибли в эту революцию — дед и три его брата. Мой отец тоже мог погибнуть, но чудом спасся. В книгу вошли воспоминания очевидцев, с которыми я был знаком, много архивных данных и документов. Нужно время, чтобы оценить прошлое и сказать о современном. Жестокость порождает жестокость, а революция — это жестокость. На эту тему много лет назад создал 20 гравюр, которые побывали на разных выставках, в том числе и за границей. Но писательского опыта тогда еще не было. А недавно эта тема пришла ко мне словно свыше и стала сюжетом моей девятой книги. Браться за нее нельзя было с ходу. Нужно было, чтобы созрела мысль. Я работал над книгой по ночам в своей мастерской в полной тишине и уединении.

— Похоже, ваша мастерская — своеобразный творческий храм…

— Я развиваю такое направление в графике, как литография. Это плоская печать на камне, выполненная с помощью азотной кислоты и специальной краски. Целый этаж в моей мастерской занимают станок и стол, на котором обрабатываются эстампы. Все это требует определенных условий. Свою мастерскую построил в далеком 1977 году, с тех пор она сильно обветшала и давно требовала ремонта.

Известно, что глава республики постоянно оказывает всяческую поддержку творческим людям. В феврале Мурат Кумпилов побывал и в моей мастерской. Для меня это был знаковый визит. Я не понаслышке знаю род Кумпиловых, дружил с известным адыгским поэтом и переводчиком Кадырбечем Кумпиловым, иллюстрировал его произведения.

В ходе своего визита Мурат Каральбиевич поручил Министерству культуры Адыгеи оказать помощь в благоустройстве мастерской, чтобы иметь возможность творить достойные произведения для моей малой родины Адыгеи и огромной — России.

Команда у Мурата Кумпилова профессиональная. Есть у него опыт по благоустройству республики. Наше дело как старшего поколения оказывать помощь в духовном и нравственном воспитании подрастающего поколения на благо родной Адыгеи, которая по-прежнему остается оазисом мира и добра. Уверен, что во всех отраслях республика будет в передовиках.

Хочу выразить искреннюю благодарность главе республики и правительству за бесценную помощь в развитии и поддержке культуры Адыгеи.

Справка

Теучеж Мадинович Кат родился в 1945 году в ауле Габукай Теучежского района. Выпускник художественно-графического факультета Кубанского государственного университета, Тбилисской государственной академии художеств. Первым из художников Адыгеи удостоен звания народного художника Российской Федерации. В 2009 году стал лауреатом Государственной премии РА в области искусства. Член Союза журналистов России и Союза российских писателей.