26 апреля 1986 года, ровно 35 лет назад, произошел взрыв на Чернобыльской атомной электростанции (ЧАЭС). Это одна из самых масштабных техногенных катастроф в истории человечества. В ликвидации ее последствий участвовали свыше 800 тысяч специалистов, рабочих, военнослужащих. В последствии их назвали ликвидаторами.

 В период с 1986 по 1990 год на ликвидацию последствий чернобыльской аварии из республики были направлены более 800 офицеров, прапорщиков, сержантов, солдат срочной службы, из них около 300 майкопчан.

Один из первых

— Все дальше в историю уходит этот черный день, а боль и скорбь не утихают в наших сердцах. Для нас, ликвидаторов, это особенная дата — мы вспоминаем тех, кого уже нет с нами, чьи имена золотыми буквами выбиты на плитах памятника жертвам чернобыльской катастрофы. На сегодняшний день в Адыгее проживает более 400 ликвидаторов аварии, 85% из них инвалиды, — рассказал председатель Адыгейской республиканской общественной организации «Инвалиды Чернобыля» Юрий Шекультиров. — Скоропостижно ушла из жизни кавалер ордена Мужества и медали «За спасение погибавших» Любовь Нуриахмедова, много лет возглавлявшая нашу общественную организацию.

Юрий Батырбиевич в 1986 году проходил срочную военную службу и находился в командировке — непосредственно вблизи Чернобыльской АЭС. В числе первых он принимал участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы (с мая по сентябрь 1986 года).

— Меня, как одного из опытных водителей — а я к тому времени уже окончил Майкопский сельскохозяйственный техникум, имел гражданскую специальность «механик», — направили для обучения солдат-срочников вождению автомобилей, — вспоминает Юрий Шекультиров. — Мы находились в расположении части непосредственно 26 апреля и ничего про чернобыльскую катастрофу не знали, пока 8 мая на нашу базу не прилетели военные вертолеты. Их разместили в самой дальней зоне, и весь летный состав — мы обратили на это внимание — был в специальных масках. Я нес дежурство на автомобиле ЗИЛ-130 во внештатной пожарной команде. В ее составе принимал участие в дезактивации вертолетов, тушивших пожар на Чернобыльской АЭС, и другой техники — автомобилей, тракторов. С нами перед этими работами провели беседу об опасности облучения, даже выдали личные дозиметры. Но мы все были молоды, бесстрашны и до конца не понимали всю опасность, не обращали внимания на показания дозиметров, бывало, лезли даже в кабины вертолетов, которые «фонили» страшно. Уже даже после обработки рядом с ними приборы зашкаливало, и их перегоняли на спецстоянку. Потом уже были выставлены посты, и к вертолетам стало нельзя приближаться.

Вскоре практически всех солдат-первогодков отослали из части, а «старики», кто служил уже второй год, остались на месте.

— Поначалу мы не чувствовали никаких изменений, — вспоминает Юрий Шекультиров. — Потом уже, когда с каждым днем все больше прилетало вертолетов, появился металлический привкус во рту. И днем, когда дул ветер из той зоны, где находились вертолеты, начинала болеть голова… Был такой случай. Нас перед входом в душ специальный сотрудник проверял дозиметром — у кого-то из моих сослуживцев показания прибора просто зашкалило! Помню, что мы постоянно выходили за территорию части и собирали грибы в лесу, а потом отдавали их на кухню, и нам их готовили… Это уже потом, спустя несколько лет, Чернобыль дал о себе знать…

Демобилизовавшись, Юрий Шекультиров вернулся в Майкоп, устроился на работу в одно из автохозяйств. В 1988 году у него случился инсульт. Врачи при обследовании удивились: молодой двадцатичетырехлетний парень, а организм словно у пожилого

человека! И только когда медики посмотрели личное дело Юрия, где значилось, что он принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, все сразу стало понятно. В настоящее время он инвалид 2-й группы.

— В 1987 году мне, в числе других ликвидаторов последствий катастрофы на ЧАЭС, вручили орден Мужества, — рассказал Юрий Шекультиров. — Я награжден знаком «Участник ликвидации аварии на ЧАЭС», долгие годы входил в состав правления общественных организаций чернобыльцев. В марте этого года возглавил Адыгейскую республиканскую общественную организацию «Инвалиды Чернобыля».

Фото Артур Лаутеншлегер

Оранжевый трилистник

Старший лейтенант Геннадий Варшанин принимал участие в ликвидации последствий чернобыльской катастрофы в период с 5 июля по 6 октября 1987 года в должности командира взвода в батальоне спецобработки. Лично участвовал в дезактивации помещений ЧАЭС, а также зараженной территории в городе Наровля Белорусской ССР. Награжден знаком «Участник ликвидации аварии на ЧАЭС» и медалью «За спасение погибавших». Инвалид 2-й группы.

— Я родом из Саратовской области, окончил там же госуниверситет, геологический факультет. В университете была военная кафедра, и после окончания мне присвоили звание «старший лейтенант», — рассказал о себе Геннадий Варшанин. — Непродолжительное время работал по специальности в Дагестане, затем переехал вместе с семьей в Майкоп. Летом 1987 года военнообязанные мужчины из Адыгеи — группа около 150 человек, в том числе и я, — были отправлены на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. На поезде мы добрались до Киева. Выйдя на перрон, ощутили полынно-горький привкус во рту. Странное ощущение преследовало всю дорогу от Киева до 30-километровой зоны отчуждения. Казалось, невидимое напряжение разлито над шоссе, над лесом, над крышами домов. Всюду вдоль дороги были установлены запретные щиты с оранжевым трилистником — знаком радиационной опасности. День нам дали на обустройство, и уже на следующее утро после общего построения я, как командир взвода, получил первое задание — прибыть непосредственно на территорию ЧАЭС для проведения дезактивации. В моем взводе были в основном ребята с Кубани, и молодые, и уже взрослые.

Взвод Геннадия Варшанина занимался дезактивацией помещений, в том числе пищеблока, на территории самой станции. Тряпками, специальным раствором драили стены, полы, столы, батареи отопления, двери и окна, лестницы. Следом, после уборки, проходил дозиметрист и делал замеры.

— На территории станции было много различной техники, приборов, и молодые ребята из моего взвода так и норовили забраться в кабину спец­автомобиля или потрогать необычный прибор руками, — вспоминает Геннадий Варшанин. — Я с ними постоянно проводил разъяснительную работу, чтобы ничего не трогали. Как химик, я хорошо знал, чем могут быть чреваты эти их действия и как опасно излучение, а как командир — был в ответе за их жизни и здоровье. Нам для работы в зоне выдавали спецкостюмы и маски — мы их называли «лепестки». После работы, уже на обратном пути, мы переодевались, снимали маски, а на пропускном пункте — на расстоянии 30 километров от станции — наш транспорт и всех нас проверяли дозиметром. Если автомобиль «фонил», его отправляли в помывочную. И так каждый день…

Помнит Геннадий Варшанин такой случай: по дороге в лагерь им встретилась старушка. Оказалось, она осталась одна в близлежащей деревне, откуда уехали все жители.

— Мы удивились, увидев ее, и спросили, почему она не уехала из деревни, ведь здесь оставаться опасно. Она ответила: «А жизнь сама по себе опасная штука… Ехать мне некуда, да и кому я нужна… Здесь я выросла, здесь похоронены мои родители и мои близкие, здесь прошла вся моя жизнь. И доживать — сколько мне отведено на этом свете — буду на своей земле», — вспоминает Варшанин. — Помню и рыжий лес, о нем потом много раз писали в газетах, и сосну в виде креста, и удивительные ярко-багровые закаты, и безлюдные деревни, и словно до сих пор ощущается горьковатый привкус радиации на губах…