В конце января закончилась оккупация Майкопа, которая длилась с 9 августа 1942-го по 29 января 1943 года. «СА» публикует воспоминания очевидцев о тех страшных днях, которые оставили неизгладимый след в сердцах майкопчан.

Летнее наступление

Майкоп был оккупирован немецко-фашистскими захватчиками 9 августа 1942 года. В ходе летнего наступления на южном крыле советско-германского фронта немецкое командование имело две цели: перерезать водную артерию снабжения Красной армии — Волгу и захватить нефтяное богатство Майкопского и Бакинского месторождений. Для реализации этих задач гитлеровцы сосредоточили на юге огромные силы и двинулись двумя колоннами: одна — на Сталинград, другая — на Краснодар, Армавир с последующим выходом через горные перевалы в Закавказье. На южном участке фронта натиск немецких войск на несколько дней задержал по Кущевской и Шкуринской 17-й добровольческий кавалерийский корпус (впоследствии 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус). Но силы были неравными, и наши войска были вынуждены отступить, чтобы занять оборону Туапсе и не пропустить врага на Черноморское побережье. Отходя на новые позиции, наши войска оказывали неприятелю сопротивление.

Фашистские войска вошли в Майкоп 9 августа 1942 года. Немецкая оккупация длилась 172 дня и оставила глубокий след в истории города. Более четырех тысяч мирных жителей были зверски замучены в гестаповских застенках или расстреляны в восточной части Майкопа, в Конюховой балке. Покидая город под натиском наших войск, фашисты стремились нанести как можно больший урон городскому хозяйству. Были разрушены и сожжены промышленные предприятия, жилые дома, административные здания и сооружения, фашисты взорвали мост через реку Белую и водокачку. Но никакие зверства захватчиков не могли сломить силу духа майкопчан, их веру в скорое освобождение и в окончательную победу над врагом. Многие горожане ушли в партизанские отряды, активно участвовали в боевых операциях против фашистов и тем самым приближали день освобождения Майкопа.

Страшное время

Прошло уже 79 лет. Многим свидетелям оккупации далеко за восемьдесят, но они хорошо помнят, как это было, как Майкоп не покорился врагу.

Из воспоминаний Галины Тесля.

— Первое мое еще детское воспоминание об оккупации — это август 1942 года. Немцы уже были в Майкопе. Как-то мама ушла к тете, которая жила по улице Прямой, а я, мне в ту пору было десять лет, и мои старшие сестренки решили пойти ей навстречу. Уже вечерело, мы шли по улице Крылова и вдруг услышали странный звук. Это был свист пуль! Оказывается, на улице стреляли немцы! Мы испугались, прижались друг к другу и гуськом, напуганные, пришли к тете. Нам повезло — ни одна пуля в нас не попала! А как были напуганы наша мама и тетя, увидев нас у калитки! Перед наступлением фашистов на Майкоп все горожане, кто жил в частном секторе, предварительно вырыли у себя в огороде окопы. Возвращаться домой мы уже не рискнули, переночевали в таком окопе во дворе у тети, а рано утром — уже не по улице, а огородами добрались до своего дома. Мама после этого случая строго-настрого наказала нам никуда не уходить со двора. А чтобы чем-то нас занять, она велела нам почистить медный самовар. Он был большущий, старинный, и его бока следовало драить толченым кирпичом до блеска.

Устав от этой монотонной работы, я решила отдохнуть и ушла за дом, в тенек, заигралась и даже не сразу обратила внимание, что ко мне подошел мужчина в военной форме. Я хорошо запомнила его головной убор — пилотку с эмблемой — череп с перекрещенными костями. Такие обычно рисовали в книгах про пиратов. Незнакомец ничего мне не сказал, просто посмотрел на меня и ушел.

Я со всех ног бросилась во двор, забежала в дом и увидела жуткую картину: у стены стоит мама с абсолютно белым от страха лицом и прижимает к себе моих сестренок, а прямо на наше окно, которое выходило на улицу и было распахнуто настежь, было наставлено дуло танка. Тот немец, в пилотке с черепом, которого я встретила, вышел из нашего двора, следом уехал и танк. А мы, прижавшись к маме, еще так стояли некоторое время в оцепенении.

Что касается черепа на пилотке у незнакомца, то, уже будучи школьницей, я узнала, что в Майкопе стояла немецкая дивизия «Мертвая голова». По всей видимости, тот военный, что так напугал меня, был из этой дивизии. В тот же день, когда на наш дом было наставлено дуло немецкого танка, но уже после обеда в наш двор зашли румыны. Они открыли ворота, заехали на телегах, запряженных лошадьми. Они чувствовали себя хозяевами, обшарили сарай, кладовку, полки буфета, погреб, забрали все съестное и уехали.

Комендантский час

Вскоре в Майкопе был введен комендантский час: после 18 часов выходить на улицу было запрещено. Фашисты расселились по домам горожан, занимая лучшие комнаты. К нам подселили немцев — врачей, я их хорошо запомнила. Особенно Карла, он был страшным человеком! Подзывал нас, детей, и с улыбкой на лице показывал нам фотографии повешенных или замученных людей, восклицая при этом: «Это — партизан!» Еще один, высокий, все свободное время занимался дрессировкой спаниеля — нашей собаки. Он на ломаном русском языке дал нам понять, что у него дома такая же собака. Одним из его любимых развлечений было кормить пса белым хлебом с маслом и медом… Мы, дети, будучи голодными, должны были любоваться этим представлением. Продуктов в Майкопе было не купить, магазины не работали. То, что у нас еще было припасено — крупы, мука, было съедено, все остальное — какие-то заготовки, что хранились в погребе, — забрали румыны, и мы голодали.

Довольно часто фашисты устраивали в городе облавы. Перегораживали улицу — несколько кварталов — автомобилями и мотоциклами с обеих сторон и никого из прохожих не выпускали. Молодых ребят и девушек грузили в автомобиль и увозили на работу. В одну из таких облав как-то попала и моя старшая сестра. Она ушла из дому еще днем и должна была вернуться часа через два. Было уже двенадцать ночи, а ее все не было… Мы с мамой места себе не находили от переживаний и волнения. Наконец моя сестра вернулась, уставшая, вся в пыли, голодная… Оказывается, что в числе других она попала в облаву, и их на автомобиле увезли в район старого кладбища, где заставили грузить в вагоны зерно.

Фашисты увозили из Адыгеи вся подряд: зерно, песок, чернозем… Зачастую девушек посылали чистить картошку в немецкие военные госпитали. Их было несколько, они были открыты в основном в зданиях городских школ. Но самое страшное было впереди, когда начались аресты коммунистов, комсомольцев и расстрелы евреев. Со мной в одном классе училась девочка Таня. Всю ее семью якобы за связь с партизанами фашисты расстреляли. И таких случаев было много, когда арестовывали, мучили в застенках гестапо, а потом расстреливали — и взрослых, и стариков, и детей. Это было страшное время…

Лагерь для пленных

Из воспоминаний Владимира Смелякова.

— В 1942 году мне было тринадцать лет. Наша семья жила за рекой Белой, в районе моста. Помню 9 августа. Над Майкопом летали немецкие самолеты и обстреливали улицы города из пулемета. На мосту сразу же были выставлены часовые. Мы с ребятами решили пойти посмотреть, что творится в городе. Перешли Белую на перекате вброд. На улицах было малолюдно. На столбах висели приказы военного коменданта к жителям города: срочно сдать в комендатуру охотничьи ружья, мотоциклы, велосипеды, радиоприемники, почтовых голубей. За невыполнение приказа — расстрел. На здании гостиницы «Майкоп», где до войны был НКВД, висела вывеска «Комендатура». Уже в сентябре 1942 года в доме №66 по улице Ленина была открыта биржа труда, в которой ставили на учет всех горожан с 14 до 50 лет включительно. Фашисты в целях единого исчисления времени с Германией часы перевели на час назад. Базарная площадь в центре Майкопа была обнесена колючей проволокой. Там, на земле, на солнцепеке под открытым небом сидели, лежали пленные красноармейцы. Они были истощены, многие ранены, избиты, в кровоподтеках. Когда мы подошли поближе, один из пленных попросил у нас хоть какой-то еды. Мы были в шоке от увиденного и на следующий день, прихватив из дому кто что мог: кусок хлеба, сухарик или вареную картошку — отправились в Майкоп, на площадь, где был лагерь для военнопленных. Только успели подойти поближе к изгороди и перебросить через проволоку еду, как к нам тут же направился полицейский из охраны. Он пригрозил, что если еще раз увидит, что кто-то из нас подкармливает пленных, то и мы сами окажемся за колючей проволокой. Мы еще несколько раз приходили к лагерю, бросали еду через проволоку и тут же убегали. Помню, с какой всеобщей радостью мы встречали наших освободителей, как ликовали, когда завершилась оккупация! После освобождения Майкопа от фашистских захватчиков я поступил в профтехучилище, где учились на строителей. В качестве практики мы участвовали в разборе развалин разрушенных зданий в Майкопе, восстанавливали город.