В Северной Осетии — Алании до середины апреля открыта выставка художника из Адыгеи Сергея Филатова. У названия экспозиции — «Территория-64» — логичное, но отчасти и философское значение. О проекте, об иконописи как особом виде искусства и о том, как учащийся медучилища стал художником, Сергей Филатов рассказал в интервью «СА».

— Почему у выставки такое название — «Территория-64»? Возможно, на ней представлены шестьдесят четыре работы?

— Когда задумывал проект, мне должно было исполниться 64 года. На шахматной доске — 64 клетки. Это территория, где постоянно происходят столкновения фигур и игроки ищут самый короткий путь, чтобы одержать победу. Данный выставочный проект представляет жизненное пространство человека наподобие шахматной доски, состоящей из чередующихся светлых и темных клеток. Впервые выставка экспонировалась в Северокавказском филиале Государственного музея народов Востока в 2019 году, на открытии был аншлаг. Спустя два года вывозил проект в Калмыкию. Что касается Северной Осетии, то продемонстрировать картины там — настоящий экзамен для любого художника, поскольку осетинская школа живописи считается лучшей не только на юге страны, но и вообще в России.

— На открытии выставки во Владикавказе вы посоветовали студентам художественных факультетов «не увлекаться натюрмортами, а больше включать фантазию и рисовать картины, приходящие из снов»…

— Художнику необходимо создавать такие работы, перед которыми человек остановится и будет долго рассматривать, раскрывая зашифрованное послание художника. Процесс создания картины — это как игра в шахматы, где нужно продумывать ходы. Сначала найти общее, а затем выделить детали.

— Как вы пришли в творческую профессию?

— Родился на Сахалине в семье военного хирурга. Отец с матерью организовывали госпиталь в поселке Сокол. Через год они переехали в Адыгею. После школы я поступил в майкопское медучилище, где папа преподавал фармакологию. На лекциях по анатомии рисовал кости, черепа в разных ракурсах. Педагоги говорили, что хорошо получается, и предлагали перевестись в училище искусств. «Тем более вы прогульщик и плохо воздействуете на коллектив, волосы не стрижете», — говорили они. Тогда с такой прической почему-то ассоциировался западный образ жизни, хотя, например, в Древней Руси мужчины всегда носили длинные волосы. Короткие волосы нужно постоянно причесывать, а длинные собрал в хвост, поработал, домой пришел, распустил и отдыхаешь, мне так удобно. Медучилище я все-таки не окончил, ушел после второго курса.

Художнику необходимо создавать такие работы, перед которыми человек остановится и будет долго рассматривать, раскрывая зашифрованное послание

Как-то раз мы оказались в мастерской знакомого моего друга, ныне заслуженного художника России Бориса Воронкина. Это было небольшое помещение, располагавшееся в подвале. На меня это место произвело глубокое впечатление. Подумал тогда: «Вот бы мне такую мастерскую». Позже показал свои работы художнику, и он посоветовал мне развивать способности. От совхоза хутора Веселого, который близ станицы Ханской, меня отправили на курсы в Дом народного творчества в Майкопе. Затем я поступил в Ростовское художественное училище. А в 60 лет получил диплом бакалавра, для того чтобы иметь возможность вести преподавательскую деятельность.

— Когда сбылась ваша мечта о собственной мастерской?

— После окончания училища было время, когда все художники занимались оформительской деятельностью, или, как ее называли между собой, — «ненаглядной агитацией». Приезжаешь в колхоз на автобусе, зарабатываешь там и уезжаешь… на собственном мотоцикле. Я попал в район на границе с Донецкой областью и работал там некоторое время. Но быстро понял, что если буду продолжать заниматься этим делом, то утрачу что-то важное. Я хотел писать картины! Вернулся в Майкоп. И в 1996 году принял участие в крупной выставке в Москве, посвященной юбилею вхождения Адыгеи в состав России. А пригласил меня поучаствовать опять-таки Борис Иванович Воронкин, тогда он возглавлял отделение Союза художников РА. Невероятно трудолюбивый и плодотворный мастер, способный экспонировать свои работы в двух местах одновременно. Московская экспозиция открыла мне двери в Союз художников РФ. Этот факт позволил получить помещение под мастерскую, в которой работаю и сегодня.

— В какой манере вы пишете чаще всего?

— Нравится фактурная живопись. Благодаря рельефности при взгляде на такие картины создается впечатление, будто одна работа превращается в другую. Кому-то по душе гладкое письмо, другим объемное. У меня большое разнообразие красок, разложенных на полке шкафа и напоминающих клавиши пианино. Выдавливаю нужный цвет и мастихином наношу фактуру. А вот у иконописных работ, напротив, письмо тонкое.

— Как получилось, что вы стали писать иконы?

— Некоторое время работал вахтовым методом на Севере. Там, где жил и трудился, построили храм, и ко мне обратились с просьбой его расписать. Прежде чем приступить к работе, необходимо было получить благословение. Батюшка сам оказался иконописцем. Он сказал мне, что без чистоты помыслов икона не получится. Труд этот серьезный и, пожалуй,  самый трудный. Одной из самых больших моих работ стала икона «Покров Пресвятой Богородицы» для храма Архангела Михаила Свято-Михайло-Афонской мужской пустыни. С каждой такой работой словно получаю очищение души, меняется мышление.

— В чем находите вдохновение?

— Источник вдохновения — женщина, которая рядом со мной: моя жена. Она участница и организатор моих выставок. Дети выросли, у них собственная жизнь, а мы с супругой — опора друг для друга. Сын живет в Ростове-на-Дону, переехать туда когда-то думал и я. Но сегодня понимаю, что Адыгея отлично подходит для того, чтобы здесь жить и трудиться. Республика — емкая, разнообразная по своему национальному составу, мирная, здесь сохраняются традиции. Поэтому люди меньше подвержены разным не всегда здоровым веяниям. Безусловно, вдохновляет и возможность выставлять свои работы. На открытиях экспозиций музеи, как правило, устраивают праздник. В такие моменты художник получает творческое удовлетворение, оттого что является виновником радостного события.

Надежда ШРАМ