После прихода к власти большевики Декретом о суде №1 провели полную ликвидацию всех органов юстиции и судов. Новые суды при рассмотрении дел должны были руководствоваться декретами Совета народных комиссаров, революционной совестью и революционным правосознанием. «Долой суды-мумии, алтари умершего права, долой судей-банкиров, готовых на свежей могиле безраздельного господства капитала продолжать пить кровь живых. Да здравствует народ, создающий в своих кипящих, бродящих, как молодое вино, судах право новое — справедливость для всех, право великого братства и равенства трудящихся!» — заявил по этому поводу А.В.Луначарский.

Производство предварительного следствия возлагалось на местных судей, а функции обвинителя и защитника могли исполнять «все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами». Однако это себя не оправдало — суд без участия квалифицированных и разбирающихся в законах специалистов грозил превратиться в балаган. Уничтожив институт царской адвокатуры и прокуратуры, советская власть начала искать им замену. Уже Декрет о суде №2 от 7 марта 1918 г. предусмотрел создание коллегий правозаступников. А после иностранной интервенции и Гражданской войны прошла некоторая либерализация законодательства, а также отказ от методов внесудебных репрессий.

Членами Коллегии защитников в те годы могли стать люди различного социального происхождения и образования. Были среди них те, кто получил юридическое или иное высшее образование еще в дореволюционной России — в университетах Москвы, Казани, Харькова, Варшавы, в том числе с опытом работы в присяжной адвокатуре, бывшие судьи. Была молодежь, прошедшая Гражданскую войну и не имевшая возможности получить достойное образование, но готовая работать над собой. При всех издержках революционных потрясений случившиеся в те годы перемены все же дали путевку в большую жизнь многим достойным и талантливым людям из народа.

Вот что об этом рассказывает потомственный адвокат Владимир Бибичев:

— Мой отец Павел Тарасович Бибичев родился в селе Милорадовка Саратовской губернии. Семья была бедная. Когда началась Первая мировая, отца призвали в царскую армию. С фронта вернулся в 1916 году. В годы Гражданской войны отец вступил в дивизию Василия Ивановича Чапаева. Он нам рассказывал, что смелость и храбрость Чапаева были на грани безрассудства. Сам он считал себя заговоренным и страшно не любил трусов — раздавал им затрещины прилюдно, перед строем, но не расстреливал, за что бойцы его уважали. После войны отец вернулся в родное село, женился и решил податься в уездный город Ершов, что неподалеку от Саратова. Его приняли секретарем волисполкома, поскольку он со своими четырьмя классами церковно-приходской школы считался грамотным человеком. Отец начал читать учебники по физике и математике, вскоре стал учителем в местной школе. Затем заинтересовался юриспруденцией, но книг по теме было мало, в основном читал кодексы. Когда отец решил поступить в Саратовскую коллегию адвокатов, приемная комиссия засомневалась, но прокурор области Григорий Григорьевич Буримович заступился за него, как за крестьянского сына. Потом Павел Тарасович окончил заочно юридический факультет института хозяйства и права. Учась в Саратове, ходил в театр — следил за актерами, их мимикой, жестами. Учился красиво и правильно говорить. Купил себе большое зеркало и отрабатывал дома перед ним приемы риторики. Одно из ярких воспоминаний детства: возвращаюсь из школы и уже с улицы слышу голос отца, готовящего судебную речь.

Коллегия защитников при Адыгейском областном суде

23 января 1923 г. на заседании коллегии облсуда Адыгейской (Черкесской) автономной области было постановлено «организовать Коллегию защитников из следующих товарищей: Рабиновича С.А., Цейтлина М.С., Доризо К.Н., Хрджана А.Г., Бек-Домбровского Р.И.».

Несколько слов о первом председателе Коллегии. Это был человек с типичной «адвокатской» фамилией — Рабинович. В 1917 г. Сергей Александрович окончил юридический факультет Московского университета, в 1918—1919 гг. состоял в коллегии правозаступников при Московском совете рабочих депутатов, а в 1923—1929 гг. — в Коллегии защитников при Адыгейском областном суде. Следующим председателем Президиума был человек с именем и фамилией, более привычными для слуха наших земляков, — Ибрагим Цей.

До наших дней сохранилось письмо Президиума Коллегии в Юридическую консультацию по оказанию юридической помощи малолетним и несовершеннолетним. Весьма показательный документ, характеризующий то, как жили и работали правозаступники тех лет: «…Члены нашей Коллегии защитников за период времени с мая и по настоящее время находятся в исключительно тяжелом материальном положении вследствие перенесения значительного большинства уголовных дел из Облсуда в Нарсуды по изменившейся подсудности… Кроме того, все члены Коллегии, работающие в городе, в настоящее время несут бесплатную обязательную работу по оказанию населению помощи в области «Лицом к деревне». В частности, в отношении члена Коллегии С.А.Рабиновича Президиум сообщает, что, по имеющимся у него сведениям, он находится в таком же тяжелом материальном положении, как и другие, и не вырабатывает даже той суммы, которую ему ежемесячно надлежит отсылать семье по решению Нарсуда г. Москвы, вследствие чего у него имеется задолженность даже по членским взносам в фонд Коллегии».

В целом у истоков адвокатуры Адыгеи стояли весьма колоритные личности. Среди них Бек-Домбровский Роберт Иоганович. Родился в Риге в 1892 году. Немец. Образование: Кенигсбергский университет, медицинский факультет, специальность — доктор-гинеколог. Владение иностранными языками: немецкий — родной, английский, французский, русский. Изучал музыку, рисовал. Увлекался драматургией. До революции состоял в РКП(б), занимал секретные должности по областным и центральным комитетам, был в ссылке 2,5 года, сидел в тюрьме, совершил 3 побега. Участвовал в Первой мировой в должности капитан-врач. В годы Гражданской войны состоял комиссаром. На вопрос анкеты относительно того, чем занимался в годы деникинского режима, ответил лаконично — «сидел».

Весьма прогрессивным человеком представляется Махмуд Алкасович Биданоков, 1891 г.р., житель аула Хачемзий, затем переехавший в Хакуринохабль. Деятельность до поступления в Коллегию — инструктор Горского краевого исполкома Кубани и Черноморья, член Горского окрисполкома, член облисполкома АЧАО. В 1924 году окончил Краевые юридические курсы на юго-востоке России имени тов.Курского и принят в Коллегию.

А вот Мамий Сефербий Амерзанов до поступления в Коллегию уже имел стаж судейской службы на протяжении пяти с половиной лет. А что может быть более высоким подтверждением профессионализма юриста как не многолетний опыт работы судьей?

Бахты Гирей Махмудович Кетаов состоял в коллегии с 1929 года. Уроженец а.Кошехабль. С 1915 года служил в царской армии, с 1920-го — в Красной в должности командира эскадрона. В 1924 г. командирован на юридические курсы в г.Ростов-на-Дону. В 1925—1926 годах — член Адыгоблсуда, откуда был «вычищен» «как бывший офицер военного времени из мобилизованных черкесов».

Павел Александрович Бурцов — юрист до мозга костей. В 1902 г. окончил Санкт-Петербургский университет (юридический факультет), получил диплом 1-й степени. Дипломная работа «О неосторожности по русскому уголовному праву». Затем в течение четырех лет проходил кандидатский стаж в различных канцелярских должностях. В 1906—1911 гг. — прокурор Виленского облсуда, 1911—1917 гг. — следователь Ревельского областного суда. В 1917-м — зачислен в Следственную комиссию о злоупотреблениях по морскому ведомству. В 1918—1919 гг. — следователь по важнейшим делам в г.Краснодаре. С 4 июля 1919 г. — нач. угрозыска в г.Екатеринославе. С 20 июня 1920 г. — следователь-докладчик в областном революционном трибунале, консультант отдела юстиции по отделению общественного обвинения. Затем занимался юридической практикой, выступая в народных судах, ревтрибунале и военном трибунале. Также имел опыт педагогической работы: в г.Ревеле в 1916—1918 гг. преподавал законоведение в средних учебных заведениях, читал лекции по логике в университете.

Михаил Иванович Жданов родился в 1898 г. в Богословской волости Рязанской губернии, крестьянского происхождения. В 1915 году окончил реальное училище в Рязани. Работал в Рязанском окружном суде. В 1918—1920 годах служил в Красной Армии «в различных политических должностях». В Кубокрсуде в должности практиканта назначен на судебно-следственную должность, а затем — народным следователем.

Жданов был зачислен в Коллегию в 1929 году и командирован для работы в Натырбово. Однако к деятельности не приступил — был мобилизован Контрольной Комиссией ВКП (б) для работы по чистке партии. Затем его карьера внезапно оборвалась. Сохранилась вырезка из газеты «Красное знамя» за 13 ноября 1929 г. с заметкой под заголовком «Почему Жданов до сих пор член бюро ячейки?». Ее автор, под псевдонимом «Нежданный», сообщает о том, что «у Жданова явная шкурническая тенденция, явное хозобрастание. Жданов построил сарай и два инкубатора», «Своему хозяйству он отдался целиком. Иногда оставлял службу и уезжал в станицу». Также за Ждановым был замечен ряд «некоммунистических поступков» — использование служебного положения в целях улучшения своего хозяйства, сомнительные действия в отношении подотчетных денег, пьянство. После этого пребывание Жданова в рядах Коллегии было признано нежелательным, он был отчислен.

А вот Стефан Пантелеймонович Стефанов, член Коллегии с 1925 г. по Хакуринохаблю и Тахтамукаю, и вовсе был судим в 1923 году за сотрудничество с белыми. Спасло то, что он, занимая должность члена, а затем председателя Следственной комиссии по борьбе с большевизмом, не проявил активной борьбы против революционного движения, а способствовал таковому, освободив заподозренных в принадлежности к партии большевиков.

Как «чистили» Гольденцвейга

Пребывали в Коллегии и личности иного, но также весьма яркого плана. Давид Григорьевич Гольденцвейг, 1885 г.р., окончил Казанский университет, до 1917 г. служил помощником присяжного поверенного Новочеркасской Судебной Палаты. При советской власти с 1920 г. работал в бюро юстиции правозаступником, юрисконсультом — в ряде хоз. учреждений.

В 1923—1928 гг. состоял членом Черноморской Окружной Коллегии защитников, откуда был «вычищен» по политическим мотивам как «неблагонадежный». Сведения об этом содержит выписка из Протокола №5 заседания Окружной Проверочной комиссии членов Коллегии защитников от 11 августа 1928 г. Из этого документа мы узнаем, что Гольденцвейгу вменяли выступление «против рабочих» и то, что он «вел себя крайне возмутительно по отношению к представителям Отдела Труда». Также он был охарактеризован как «личность, ведущая себя возмутительно на заседаниях Суда и нетерпимая в условиях Советского Суда». Далее указано: «Гольденцвейг больше всего выступает по делам торговцев и проч. буржуазного элемента. Будучи членом Президиума КЗ, он создавал склочные группировки, мешающие работе коллегии».

Среди прочего Комиссия по чистке указала, что Гольденцвейг взял 47 руб. с гр-на Хецтурьяна за ведение дела, на суде не выступил и денег не возвратил. Он же взял 60 руб. с гр-ки Четириди (по мужу Георгиади) за ведение дела по иску ее мужа, клиента обманул, по делу ничего не сделал, но денег не вернул.

Далее Гольденцвейг защищал интересы домовладельца Опрышко, бежавшего за границу в период интервенции. Дом Опрышко был «муниципализирован» и передан в ЖАКТ, однако Гольденцвейг «добился возвращения дома, но благодаря вмешательству ОГПУ дом был обратно передан в ЖАКТ». В 1927 году он вновь «путем уменьшения судебных пошлин, предъявил иск от имени Опрышко о расторжении договора, оценив иск в несколько сот рублей, в то время как необходимо было передать иск об отобрании дома стоимостью 12000 рублей, за что нужно было уплатить одних пошлин до 800 руб.».

Это еще не все. Как указала Комиссия по чистке, к своему производству Гольденцвейг принимал главным образом дела «торгашеского элемента». Например, по делу фирмы «Гермес», когда жены осужденных владельцев этой фирмы обратились к Гольденцвейгу, который предъявил иск о признании за ними права на конфискованное в пользу государства имущество.

Комиссия не забыла упомянуть и то, что в момент самой кампании Гольденцвейг выехал в Анапу, где создал паническое настроение, указав на жестокий подход проверяющих к членам Коллегии, дискредитировал Комиссию, указав, что «таковая всецело находится под влиянием Советских юристов, и вопрос об исключении старых юристов предрешен».

Далее идут следующие пункты: «Гольденцвейг занимался рвачеством», Гольденцвейг «не внес поступившие 50 руб. на усиление Воздушного Флота, несмотря на постановление Общего собрания», Гольденцвейг «политически неграмотен».

С учетом вышеуказанного Проверочная комиссия постановила Гольденцвейга «за неэтические поступки, порочащие звание члена Коллегии защитников, — рвачество, защиту исключительно торгашеского элемента, — исключить». А Гольденцвейг, даром что адвокат, обжаловал это решение и вернул себе право работать в Коллегии защитников. С 10 июня 1930 г. Гольденцвейг зачислен в состав Адыгейской коллегии с откомандированием для работы в а.Понежукай. Однако уже 2 октября 1930 г. он сообщил, что работа в сельской местности оказала отрицательное влияние на его здоровье, и пожелал перевестись в Краснодар. За этим последовало его исключение.

Слово не воробей…

А вот еще один интересный документ. Письмо граждан Цея и Мезоха в Президиум Коллегии, в котором сообщается о политической неграмотности Ивана Шмитта, который был принят в члены Коллегии в 1924 г. с откомандированием на постоянную работу в район Нарсуда 1-го участка в а.Тахтамукай:

«ДОРОГИЕ ТОВАРИЩИ!

Показательный процесс по делу Тахтамукайского РИКа, по нашему личному мнению, имел большое агитационно-воспитательное значение. Но беда в том, что не все участники защиты достаточно знакомы были с основными положениями советской общественности и строительства. Районный защитник Шмитт, выступая по защите подсудимого, произносил грубейшие политические ошибки.

Он говорит: «Наше Коммунистическое правительство» — эта фраза доказывает о его политической безграмотности и отсталости от современной советской общественности.

Дальше говорит: «Староста Коммунистической партии тов. Калинин» — эта фраза еще больше подтверждает первое наше мнение.

Третий момент: «Староста Коммунистической партии тов. Калинин говорил на совещаниях судебных работников, что работники юстиции, при наших условиях, должны быть не только законниками-статистами, а они должны уметь применять законы». Отсюда он делает вывод, чисто эсеровский: «для нас не богач, бедняк, служитель религиозного культа и т.д. — для нас только человек».

Четвертое: «Разве можно преподносить высочайшему представителю Центральной власти, а также представителю Областной власти мутную тахтамукаевскую воду, ведь это был бы позор для черкесского народа, славящегося большим гостеприимством. Всякий из нас знает, что приезд представителя Центральной или Областной власти знаменуется богатым угощением» — эта фраза уже не исходит от политической безграмотности, а результат старого чиновничьего закала и воспитания. Сознательно или несознательно дискредитировал Советскую власть и общественных работников.

Пятый момент: «Наше Коммунистическое правительство выбросило лозунг РСФСР — «Лицом к деревне». Последняя фраза еще больше иллюстрирует отсталость тов. Шмитт от советской общественности.

Считаем пребывание в среде красных юристов такого человека, как гражданин Шмитт, и политически, и в целях сохранения авторитета красной защиты — нецелесообразным, тем более посылать отсталого человека в деревню как районного защитника, на которого полагается Президиум Коллегии защитников в популяризации Советского законодательства, ведь он может дать населению совершенно противоположное понятие тем вопросам, с которыми обращается к нему трудовое население».

По итогам рассмотрения этого заявления граждан Цея и Мезоха Президиум Коллегии 6 ноября 1925 г. постановил считать дальнейшее пребывание Шмитта в составе Коллегии недопустимым и исключить его из ее состава на шесть месяцев, «после чего предоставить ему право возбудить ходатайство о приеме вновь с испытанием по политграмоте». В последующем он был восстановлен и переведен в а.Хакуринохабль (1926—1927 гг.)

Классическая литература как источник юридических знаний

Повышение квалификации, обучение стажеров и адвокатов всегда являлось важной составляющей их профессионального становления. Сохранился план работы на четвертый квартал 1944 года одного из стажеров юридической консультации Майкопа — Юрия Абрамова. Он родился в 1912 году в рабочей семье. Имел общее среднее образование, окончил рабфак консервной промышленности в 1933 году, а в июле 1944 года — шестимесячные юридические курсы. На момент подачи заявления о зачислении в Коллегию адвокатов он уже вернулся с фронта с определением врачебной комиссии — инвалид Отечественной войны.

Помимо сугубо юридических задач, вроде выступлений в суде, дачи консультации и изучения законов, в план его обучения входило чтение художественной литературы: Пушкин — поэма «Цыганы», Чехов — рассказ «Злоумышленник», Коненко — «Перед судом народа». Требовалось посмотреть фильмы «Учитель», «Фронт», «Заключенные» и художественные постановки областного театра: «Поединок», «Без вины виноватые», «Розмари». Произведения, кстати, интересные для юриста не только в плане повышения общекультурного уровня, но и с позиции психологических аспектов совершения преступлений.

Та же романтическая поэма «Цыганы» Пушкина — рассказ о разрушительной силе эгоизма и несдержанных страстей, ставших причиной убийства главным героем Алеко молодой цыганки Земфиры и ее ухажера. Подобные сюжеты подчас находят свое воплощение и в реальной жизни. Вполне познавателен для тех, кто интересуется психологией правонарушителя, рассказ Чехова «Злоумышленник» — повествование о том, как перед судом предстал крестьянин, который откручивал гайки на железной дороге. Далее эти гайки использовались для неводов. Довод о том, что это может повлечь катастрофу, в которой погибнут люди, его не смутил: воистину, бывает и так, что простота хуже воровства…

Дмитрий Кизянов. При подготовке использовались материалы из Национального архива РА, а также Объединенной пресс-службы судов РА и Адвокатской палаты РА.