Из воспоминаний Евгения Богословского.

Мой отец погиб еще до оккупации — в ноябре 1941 года при первом штурме Красной армией уже занятого немцами Ростова-на-Дону. Нас осталось четверо — мать и двое моих братьев. До оккупации мать продолжала работать в совхозе №26 (впоследствии Майкопский птицесовхоз). Я, как старший (было мне 13 лет) из оставшихся мужчин, помогал дома по хозяйству, днем работал в совхозе. Когда пришла пора сенокоса, наравне со взрослыми стягивал копны, скирдовал. Потом, после войны, меня наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.». Но это потом. А тогда в 1942 году 9 августа немцы вошли в Майкоп. Начался грабеж, фашисты забирали у населения скот, поросят, кур. Майкопчан, имевших более или менее сносные дома, они выгоняли жить в сараи, а сами селились в домах.

К осени жизнь совсем стала голодной. И мы, пацаны, ходили пешком в станицу Новосвободную, чтобы выменять у местных жителей на одежду или обувь ведро картошки или сушеных диких груш.

Дорога была длинная, за день дойти не успевали. Обычно в Абадзехской на берегу Белой ночевали в кустах. Однажды замерзли, разожгли небольшой костерок. Не успели хоть чуть согреться, как нагрянули местные полицаи, они приказали потушить костер, пригрозили расстрелом.

Утром, как только рассвело, послышался гул автомашин. С горки спускалась колонна немецких машин. Они остановились. Немцы посадили нас в кузов и повезли в Новосвободную.

Там на площади уже толпились местные полицаи и согнанные станичники, в основном подростки. У женщин были кувшины с молоком. Немецкий офицер объяснил на ломаном русском языке, что надо показать, как русские хорошо встречают своих освободителей, немцев, и как немцы угощают подростков.

Тут появился немец в штатском с фотоаппаратом и кинокамерой. Он начал съемку.

Ему нужно было отснять, как немецкие солдаты щедро угощают галетами, шоколадом и молоком русских мальчишек. С конфетами и галетами съемки прошли успешно. А с молоком дело застопорилось. Немец протянул мне кувшин и объяснил, мол, пей. Конечно, с голодухи мне хотелось молока, но я не хотел, чтобы это был «дар» захватчика. Только немец нацелил объектив кинокамеры, как я поперхнулся и забрызгал оптику. Немец протер объектив и дал знак, чтобы я пил. Но я опять поперхнулся и уронил кувшин. Стоявший рядом автоматчик ударил меня, и я отлетел в сторону.

Немец называл меня «неблагодарной свиньей» и разогнал всех подростков. Закончив съемки, немцы уехали. А мы, майкопские пацаны, пошли по станице, выпрашивая у жителей чего-нибудь поесть.

Дмитрий Крылов