В преддверии большого мусульманского праздника жертвоприношения Курбан-Байрам, который верующие Ислама отмечают в этом году 24 сентября, по приглашению журналистов “Забайкальского рабочего” редакцию газеты посетил муфтий Забайкальского края, имам-хатыб Читинской соборной мечети Ришат Хаджи Сайдашев. Что проповедует ислам, и в чем заблуждаются радикалы? С какими проблемами в современном мире сталкивается человек, и как избежать их негативного влияния? Что представляет собой мусульманская община Забайкалья? Обо всем этом шла речь в беседе, содержание который мы и публикуем для наших читателей.

Нужно меняться к лучшему
— Ришат Рашидович, Вы в Чите служите уже пять лет. Как часто Вы ездите по Забайкалью? Что можете сказать о нашем крае?
— Я не так часто езжу в сторону Хилка, там у нас небольшая численность верующих. Чаще бываю в Нерчинске, Чернышевске, Могоче, Борзе, где активно работают мусульманские общины. Много ездил по Акшинскому и другим южным районам, когда необходимо было посетить татарские деревни и побудить местную молодежь получать религиозное образование.
Очень нравится бывать в Красночикойском районе, люблю там природу. Приходилось зимой наблюдать ее. Красивые места! Впрочем, везде, где есть лес и вода, там всегда красиво. Мне кажется, в самой Чите следует больше внимания уделять благоустройству набережных, как в других городах. Хотя за последние годы город значительно похорошел. На улицах появилось больше зелени, цветников. Их еще портят, крадут. Но это пройдет. Главное изменить менталитет жителей города.
“Я до сих пор учусь”
— Расскажите о себе. Откуда Вы родом? Где учились? Что привело Вас в Забайкалье?
— Я родился в Омске. Родители — мусульмане. Отец работал на предприятии, мама — в торговле. Пятикратные молитвы мы в семье не читали, конечно, но старались соблюдать основные каноны Корана, отмечали мусульманские праздники, посещали мечеть. В 1997 году меня в 12-летнем возрасте с сестрой и братом родители отвели учиться в воскресную школу при Омской соборной мечети. На этом настояла бабушка, которая была очень религиозной, посещала нас, читала молитвы. Она считала, что дети должны получить религиозное образование. Я много времени уделял учебе, летние каникулы проводил в мечети. 
В общеобразовательной школе учителя по пятницам отпускали меня с последнего шестого урока пораньше, чтобы я смог сходить в мечеть на пятничную молитву. Все в школе относились к этому хорошо. Одноклассники, не будучи мусульманами, повторяли за мной молитвы и пытались тоже научиться.
В 90-е годы родители занялись бизнесом. Мы были состоятельной семьей. Но в 1998 году обанкротились. Я переживал это событие вместе с родителями. Все это пропустил через себя и проанализировал тогда. Знаете, когда человек познал и богатство, и бедность, он имеет возможность сравнить и меньше поддается соблазну, осознавая, что все материальное временно. Когда становишься старше, начинаешь совершенно по-другому смотреть на некоторые вещи, пытаешься вести себя так, чтобы изменить мир к лучшему.
По окончании школы передо мной встал вопрос: либо идти в высшую школу милиции, либо продолжать религиозное образование. Взвесил, что для меня больше подходит. Поступил сначала в исламский университет в Москве, затем получил направление в Турцию, поскольку в то время в России сильного религиозного образования еще не было. В университете я начал сравнивать религию и светскую жизнь, осмыслять. Осознал ошибки, которые до этого совершал, например, по отношению к родителям, старшим. Заканчивал учебу в Стамбуле. Там были студенты из разных стран, в том числе из бывших республик СССР. Мы до сих пор переписываемся, созваниваемся. Это были незабываемые годы.
— Вы говорите по-арабски?
— Мы изучали только арабскую грамматику, чтобы переводить Коран, хадисы. Разговорной речи не учились. Обучение шло на турецком языке. Я свободно говорю по-турецки, по-татарски и по-русски.
— Где-то еще учились?
— Я до сих пор учусь. По возвращении из Турции защитил диплом в Уфимском исламском университете. Два года служил в мечети. По приезде в Читу поступил в государственный университет на факультет психологии.
— … Уже будучи имамом соборной мечети???
— Да. Посещал пары, сдавал экзамены. Сначала никто не знал, кто я и откуда. Но однажды на занятии по психологии нужно было рассказать о себе. И я рассказал. Было удивление, никто не ожидал.
К сожалению, пока дела не позволяют закончить обучение, хотя мне очень хотелось бы.
“Меня охраняет Всевышний”
— Вы приехали в Читу после того, как предыдущий имам-хатыб Читинской мечети Муса Камурзоев был задержан за хранение в своем рабочем кабинете взрывного устройства. Вы знали об этом, когда отправлялись в Читу?
— Эту историю я слышал. Но о том, что есть проблемы с его сторонниками, мне никто не говорил. Сказали: тебя ждут и встретят. Задачи нивелировать влияние бывшего имама на прихожан не стояло. Только когда приехал, начал вникать. Была определенная группа людей, которые заявили: “Ты чего сюда приехал? Поворачивай обратно!” Первые полгода в мой адрес были жесткие высказывания. Человек десять могли зайти в кабинет и сказать, что я неправильно проповедую.
— Что сталось с этими людьми? Они по-прежнему представляют проблему?
— Одни разъехались, другие успокоились.
— Когда Вы столкнулись с такими трудностями, были ли сомнения в том, чтобы перевезти в Читу свою семью?
— Нет. Семья переехала через полгода. И у меня не было мысли вернуться туда, откуда я приехал. Раз верховный муфтий России шейх Равиль Гайнутдин поручил мне это дело, надо было работать. В Забайкалье у меня родилась дочь. Мы с женой уже считаем себя забайкальцами, так же как и своих детей.
— У Вас есть охрана?
— Всевышний охраняет.
Отрываясь от мирской суеты
— Вы совершили хадж, паломничество в Мекку. Расскажите о том, как это повлияло на вашу жизнь.
Да, в 2012 году я совершил паломничество. Кроме того, что довольно много пришлось ходить пешком, испытываешь массу таких ощущений, которых в обычной жизни не бывает.
До сих пор, когда кто-нибудь, возвращаясь из паломничества, привозит мне подарки из тех мест, я испытываю чувства, которые были тогда. Даже слезы порой пробивают.
Находясь там, я был в особенном расположении духа. Мне даже никто не звонил из друзей, знакомых, родственников, не рассказывал о своих проблемах. Во время паломничества Всевышний освобождает человека от земных забот, чтобы ничто не отвлекало от поклонения. Как только закончились основные обряды, начались звонки.
Там чувствуется единство молящихся. Все одинаковые, не видно, кто простой рабочий, а кто принадлежит к элите. У всех одинаковая одежда — все заворачиваются в два полотенца. И все вместе совершают обряды. Там преображаешься духовно, получаешь большой заряд. Очень многие люди меняют свое отношение к жизни, к окружающим, становятся более созидательными. И это порой необъяснимо, это действительно дается свыше.
Медина настолько спокойный город, что сам, находясь в нем, успокаиваешься. Я вначале все время спал от этой спокойной атмосферы. Вставал, молитву читал и снова спал.
Главная святыня в Мекке называется Кааб. Там постоянная сутолока. Паломник из России, чеченец по национальности, рассказывал, что когда он шел вокруг Кааба, его постоянно толкал из-за этой сутолоки бедуин, шедший сзади. Он терпел-терпел, затем обернулся, прикрикнул и ударил того. А у мусульман есть обычай, по которому, находясь у святыни, нельзя причинять вред даже комару. Получив по лицу, бедуин взял руки ударившего его и начал целовать. И тот осознал, что он был неправ, начал плакать и просить прощения.
В общем, когда возвращаешься из хаджа, понимаешь, что все неурядицы в жизни — это мелочи, начинаешь мыслить по-другому.
“Не требуй того, чему не научил”
— Вы увидели в Забайкалье что-то такое, что Вас удивило? Что Вам запомнилось? Что считаете своими главными достижениями?
— Мы живем в большой стране. Я много езжу, многое вижу. Поэтому особо удивляться было нечему. Конечно, когда я услышал название “Чита”, я чисто по звучанию слова предположил, что здесь будет теплее, чем оказалось на самом деле. Это оказалось слишком далеко, но не смущало: раз я там нужен, раз меня просят ехать, значит это нужно.
Первое время здесь были проблемы и нюансы в отношениях в мусульманской общине. Не было того, к чему призывает пророк Мухаммад, — единство и любовь. Но, к счастью, удалось ее объединить.
За эти пять лет удалось увеличить посещаемость мечети на 70 процентов. Меня осуждали, говорили, что я испортил место для молитвы тем, что допускал присутствие в нем женщин в коротких юбках и без платков и т.д. Но я считаю, что если человек приходит в храм первый раз, его надо научить, а не выгонять. Спрашивать с человека того, чему не научил, я не имею права.
Любой человек, приходящий в храм, желает найти успокоение в душе. И если выгонять его за то, что он не умеет читать намаз или что-то еще, то человек второй раз уже не придет.
Жить в мире со всеми
— Насколько активна мусульманская община в районах Забайкалья?
— Общества мусульман есть в городах Краснокаменске, Борзе, Нерчинске, Чернышевске, Могоче, поселке Оловянная. Наиболее активная религиозная деятельность ведется в Нерчинске. 
В нашем крае проживает 20 тысяч мусульман. Много мигрантов из Средней Азии, Северного Кавказа и Закавказья. Раньше все мы жили в одной стране, разделения по национальному признаку не было. И сегодня мусульмане с этим не сталкиваются, так как религия нас к этому не призывает. Ведь не имеет значения кто ты, татарин или узбек. Главное, с каким сердцем ты обращаешься к Аллаху.
— Мусульманская община Читы — это довольно многонациональное образование. Среди вас есть татары, туркмены, азербайджанцы, чеченцы, дагестанцы, узбеки, киргизы. Многие из этих народов исторически находятся в межэтническом конфликте между собой. Как это отразилось на взаимоотношениях диаспор в Забайкалье?
— Когда в 2010 году в Киргизии начались стычки с узбеками, мы пригласили в Забайкалье муфтия Киргизии, провели трехдневные беседы с прихожанами. Проблему удалось решить вовремя, и дальнейшее обострение отношений было не допущено.
— Насколько ощущается потребность во второй мечети?
— В Чите мы пока не видим в этом необходимости. Достаточно той мечети, которая у нас есть, а вот в районах края мусульманские общины нуждаются в постройке новых мечетей.
— Это по-прежнему самая восточная мечеть в России?
— Нет, есть в Хабаровске. В Чите самая старая мечеть 1906 года постройки. Таких осталось в стране лишь пять. Это именно татарская архитектура. Поэтому, начав реставрацию, мы попросили помощи у президента Татарстана. Он выделил деньги. Мечеть полностью реконструирована, были демонтированы все внутренние перегородки, которые не соответствовали первоначальной постройке. Оставалось четыре стены. Сейчас уже приближаемся к завершению работ.
— Какие отношения у Вас выстроились с национальными диаспорами? Давайте похвалим тех, с кем работать легко и приятно…
— Приятно работать со всеми. У нас есть общественный совет при мечети, в который от каждой диаспоры входит по одному человеку. Когда возникает какая-то проблема, мы разговариваем именно с представителем диаспоры либо собираем весь совет.
— С кем из лидеров других религиозных общин Вы поддерживаете отношения?
— С Баир-ламой, настоятелем Читинского дацана сложился очень тесный диалог сразу после моего приезда. Буддисты, если к ним кто-то приезжает в гости из Бурятии, ведут их смотреть мечеть. Если к нам приезжают гости, мы их ведем в дацан. С архиепископом Евстафием общались. Он был у нас на открытии медресе. С новым православным архиереем отношения больше рабочие и официальные.
О миссии просвещения
— На предыдущем месте службы Вы были помощником муфтия по работе с уголовно-исполнительной системой. Как-то пригодился опыт работы уже на новом поприще?
— Новое руководство УФСИН по Забайкальскому краю больше идет на контакт. Сам я посещал колонию в поселке Карымская. После этого туда ездили мои заместители. Там есть осужденные, которые нуждаются в общении со служителями ислама, в напутственном слове. Есть договоренность с руководством колонии на следующий праздник жертвоприношения привезти туда жертвенных баранов.
— При Читинской соборной мечети уже несколько лет работает мусульманское учебное заведение — медресе. Какую оценку дадите его работе? Каких успехов удалось достичь?
— Обучаем религии как взрослых, так и детей. Организовываем детские лагеря с неполным днем для мальчиков и девочек. Детям прививаем культуру, обучаем религиозному поклонению, рассказываем, как нужно себя вести со старшими, с родителями. Обучаем религии и старшеклассников. Днем учатся в средней школе, а вечером приходят к нам.
— А Вы лично там преподаете?
— Я периодически присутствую на занятиях, проверяю работу учителей.
Пока еще наше медресе не ведет подготовку служителей ислама, но с получением лицензии обучение будет проходить на профессиональном уровне. У нас есть студент из Чернышевска, который учится в Казанском исламском университете, сейчас он находится в Чите на преддипломной практике. Мы испытываем потребность в грамотных преподавателях. Учителя приезжают, уезжают, но никто не прожил здесь столько же, сколько прожил я.
— Вы ведете духовную работу только с теми, кто традиционно принадлежит к мусульманским народам? Нет задачи проповедовать в нетрадиционной для ислама среде?
— Всевышний говорит о том, что в религии нет принуждения. Каждый человек должен сам выбрать себе путь: будь то христианство, буддизм, иудаизм или ислам. Если человек приходит с принуждением, надолго его не хватит, он будет от религии далеко. К Богу нужно обращаться с душой и осознанием. Даже халифы остерегались давления.
— Вы являетесь активным пользователем соцсетей. У Вас есть странички в Instagtam, Facebook, Twitter. Это связано с Вашей проповедью?
— Да. Есть люди, которые не имеют возможности прийти в храм, но им удобно общаться виртуально. Сегодняшняя молодежь так привыкла. Очень много вопросов поступает через социальные сети. Часто мне пишут из других городов. На своих страничках я на все вопросы отвечаю сам. К тому же есть возможность зайти в Сеть в любое удобное время.
Любая вещь может принести человеку как вред, так и пользу. Главное — то, с какой целью ты используешь эту вещь. Ножом можно готовить пищу, но некоторые используют его как средство для убийства. Точно так же и Интернет. В нем очень много информации, которая подталкивает людей на плохие, радикальные действия: убийства, суицид. И, к сожалению, этому плохому влиянию подвержены как взрослые, так и дети.
Мы, взрослые, уделяем детям мало внимания. Им не хватает живого диалога. Дети уходят в Интернет и там ищут ответа на возникающие у них вопросы. Как правило, ребенок сидит за компьютером в отдельной комнате, и что он делает, никто не знает. В итоге страдают дети, страдают родители от взаимного непонимания. Направить общение детей и молодежи в нужное русло — вот наша главная задача сегодня.
Все беды от незнания
— Как Вы считаете, что можно противопоставить религиозному радикализму?
— Ислам осуждает радикализм. По большей части от терроризма страдают сами мусульмане. Много мусульманских семей погибает в Иране, Ираке, Сирии, Турции. Руководство Совета муфтиев России сделало заявление о том, что некорректно называть преступников исламскими террористами. Ислам и терроризм — это разные вещи. В Коране говорится, что если человек убил другого, то он убил все человечество на Земле. Поэтому мы проповедуем, чтобы люди не поддавались уловкам и не шли на сотрудничество с радикалами.
Я считаю, что, набирая людей в свои ряды, террористы пользуются техниками зомбирования. Те, кто зомбирует, ищут людей, в чем-то ущемленных в своей жизни и пытающихся вытолкнуть свою обиду. 70 процентов таких людей — это дети, выросшие без отца. У них не было того, кто привил бы им способность делать правильный выбор. И поэтому в поиске лидера они попадают под дурное влияние.
— Ваши прихожане готовы идейно противостоять радикализму?
— Готовы. Здравомыслящий человек никогда не наденет “пояс смертника” и не пойдет себя убивать через совершение теракта.
— Вы поддерживаете предложения глав Чечни и Ингушетии лишать гражданства тех, кто уезжает воевать за ИГИЛ?
— Да, поддерживаю. Если есть угроза для нашей страны, ее надо пресекать сразу, а не ждать, когда она разрастется. Кстати, есть точка зрения, что именовать террористическую организацию именем одной из древнейших религий не совсем правильно. Среди мусульман ИГИЛ называют словом “даиш”, то есть территориальное образование, которое создано само по себе и не имеет никакого отношения к официально признанным государствам.
— Что бы Вы сказали радикалам как духовник?
— Они сами все прекрасно знают, что делают (убивают женщин и детей, уничтожают культурное наследие) — это полностью противоречит всем канонам ислама. Сам Всевышний говорит, что он разделил людей по нациям и группам, чтобы они познавали друг друга, культуру друг друга, традиции, языки.
— Радикализм, к сожалению, в нашем мире весьма распространен. Причем в России, надо это признать, есть группировки, негативно настроенные по отношению к мусульманам. Год назад сотрудники полиции задержали молодежную банду, которая шла сжигать мечеть. У Вас не возникало намерения с ними поговорить, что-то выяснить?
— Я хотел поговорить, но такая возможность не представилась. Было бы интересно узнать точку зрения этих молодых людей.
Ведь проблемы подобного рода связаны с незнанием людьми истории, с их нежеланием знать ее. 
Поджигатели в Чите шли поджигать дом имама, следовательно их целью был я. Хотелось бы узнать, что конкретно этим людям я сделал плохого, если у них такое негативное отношение к исламу, ко мне лично.
Многие высказывают недовольство нашим присутствием здесь и кричат, мол, понаехали! Уважаемые, Читинской соборной мечети в 2016 году исполняется 110 лет. Значит, 110 лет назад здесь уже жили мусульмане. Почему же мы “понаехали“?
Мы хотим доброжелательного общения с населением. И стараемся это подчеркнуть. Например, по окончании поста наши прихожане готовили плов, вынесли казаны на улицу в районе мечети и угощали им всех проезжающих мимо.
Хотим, чтобы люди относились к нам толерантно, как сейчас принято говорить. Хотя я не употреблял бы это слово. Толерантность переводится как терпимость. Почему мы должны терпеть друг друга, надо искренне любить ближнего. И тогда общество будет процветать, и у нас все будет хорошо. Я от всей души желаю этого забайкальцам!