Фото yandex.ru

В эти дни в доме Асхада, близкого друга Кадыра, было серьезное событие — женился его сын Зульхадж. Весь род и соседи готовились к свадьбе — в усадьбе Асхада запасались продуктами, соседи распределяли, в каком доме и как они будут принимать многочисленных гостей, договаривались о приглашении музыкантов и самых красивых и достойных девушек из других аулов.

Кадыр вместе с Асхадом заранее отправились в станицу Тенгинскую, в магазин, известный своими качественными товарами на всю округу. Надо было закупить ткани, дорогие ленты, золотые и серебряные нити, пуговицы для женщин и для новой невестки: она славилась тем, что прекрасно шила и вышивала, и семья хотела, чтобы девушка, представительница одного из знатных родов Адыгеи, вошла в новый дом достойно. Асхад, зная, что невестка играет на гармони, решил встретить ее с особым шиком и заказал в магазине инструмент. В том, что они купят и привезут в аул качественный товар, мужчины не сомневались — управляющий магазином казак Василий был давним кунаком Кадыра. С Василием Кадыр был знаком много-много лет, чуть ли не с детства. Они были похожи даже внешне — большого роста, широки в плечах, немногословные, сдержанные. Понимали друг друга с полуслова, вместе делили радость и беду. По первому зову кунака каждый из них седлал своего коня и, не спрашивая подробностей, днем и ночью бросался на помощь…

Крепкие связи

Куначество — один из древних кавказских институтов, позволяющих удержать общество от социального, нравственного, культурного распада, сформировать круг людей, связанных некровным братством, не менее крепким, чем узы кровного родства. «Кунак», читаем в энциклопедическом словаре, — слово тюркского происхождения (от тюрк. «кунак» — «гость»), у кавказских горцев — лицо, связанное с кем-либо обязательством взаимной дружбы, защиты, гостеприимства.

Если узы кровного родства впитываются с молоком матери и дают человеку сакральное ощущение своих корней и устойчивой почвы под ногами, то узы куначества не только связывают людей разных регионов, разных статусов, разных национальностей обязательствами, ответственностью, но и закрепляют эти связи в соответствующих ритуалах и символах.

В Черкесии люди могли стать кунаками даже при первой же встрече — в суровых горах время течет по-другому, здесь «промедление смерти подобно» и нет времени на долгие раздумья, здесь чувство «своего человека» возникает с первых минут общения. Кунаки становились братьями по духу. Как братья, они были готовы разделить друг с другом хлеб, кров, радость, беду и ответственность. Известны случаи, когда после смерти одного из кунаков второй всю жизнь содержал его детей, помогая встать им на ноги.

Феномен дарения

Отношения куначества закреплялись через ритуал дарения. Британский антрополог Бронислав Малиновский в своей книге «Аргонавты западной части Тихого океана» и французский социолог Марсель Мосс со своим исследованием «Опыт о даре: формы и причины обмена в архаических обществах» положили начало теоретическому изучению феномена дарения. Фундаментальная работа Марселя Мосса, основанная на исследовании системы взаимного обмена, показывает, что дарообмен между группами людей направлен на достижение социальной солидарности. Через дарение они «постоянно встраиваются одна в другую, во всем чувствуя себя в долгу друг перед другом».

Куначество — один из древних кавказских институтов, позволяющих удержать общество от социального, нравственного, культурного распада, сформировать круг людей, связанных некровным братством, не менее крепким, чем узы кровного родства

Институт дарообмена и сегодня все еще символичен у адыгов, у них отработаны ритуалы дарения, приема дара и ответного дара. Завершить какое-то дело без обмена дарами, отпустить гостя без подарка или прийти в гости с пустыми руками невозможно. Кунаки также обменивались символическими подарками. В честь побратимства, пишут Шапи Казиев и Игорь Карпеев в книге «Повседневная жизнь горцев Северного Кавказа в XIX веке», кунаки обменивались оружием и выпивали молоко или вино из одной чаши, в которую в знак вечной дружбы бросали золотые или серебряные монеты.

Куначество — и институт, и социальный дар (ведь умение дружить — это, бесспорно, дар), передававшийся по наследству. Даже в третьем поколении семьи, чьи предки были кунаками, сохраняли обязательства по отношению друг к другу и поддерживали связи, установленные их дедами и прадедами задолго до их рождения. Такие семьи общались как родственники, обязательно периодически навещая друг друга, вместе участвовали в важнейших обрядах — свадьбах, похоронах, ритуалах, связанных с появлением в семье новорожденного.

Пребывание одного из кунаков в доме другого было абсолютно безопасным, о чем не раз писали классики русской литературы. Так, Садо, герой толстовского «Хаджи-Мурата», говорит: «У меня в доме моему кунаку, пока я жив, никто ничего не сделает». Военный историк XIX века Ф.А.Щербина писал: «Обычай куначества свято соблюдался черкесами. Взять кунака из сакли черкеса можно было лишь перешагнувши через труп хозяина сакли». «Обоюдная польза сделала куначество свято чтимым между черкесами. Кунак (покровитель) и прибывший под его защиту были тесно связаны между собою, и никто не мог обидеть клиента, не подвергаясь неизбежному мщению кунака», — вторит ему историк Н.Дубровин.

Расул Гамзатов написал о куначестве стихотворение, в котором в концентрированном виде есть информация о нюансах этого обычая:

Если ты кунак, то мой порог

Ждет тебя, сдувая облака.

Если ты от жажды изнемог,

То моя река — твоя река.

Если даже на дворе черно,

Встречу сам, подай лишь только знак.

Вот мой хлеб, вот розы, вот вино,

Все, чем я богат, — твое, кунак.

Холодно — сядь ближе к очагу,

Я получше разожгу кизяк.

Голодно — не сетуй, помогу:

Полем поделюсь с тобой, кунак.

Если станешь таять, как свеча,

Проклиная рану иль недуг,

Я успею привезти врача,

Кровь моя твоею станет, друг.

Если страшно — мой возьми кинжал

И носи, повесив на боку.

Если ты, кунак, затосковал,

Станем вместе разгонять тоску.

Пал скакун — вот мой под чепраком,

Мчись, скачи и самым хмурым днем

Оставайся верным кунаком,

Будь я на коне иль под конем.

Гостеприимство

Институт куначества был тесно связан с обычаем гостеприимства, но не идентичен ему. Традиции куначества соблюдались даже в отношении вчерашних противников. Иоганн (Иван) Бларамберг, русский генерал-лейтенант, служивший на Кавказе, автор «Исторического, топографического, статистического, этнографического и военного описания Кавказа», в 1832 году писал: «Лучший способ для путешественника (горца, а не европейца), вознамерившегося пересечь внутренние районы Кавказа и не быть при этом ограбленным, — это выбрать себе доброго кунака, который проведет путешественника повсюду, отвечая за его жизнь и имущество. Тот, кто хочет путешествовать во внутренних районах страны адыгов, должен прежде познакомиться с кем-нибудь из этого народа, кто, взяв путешественника под свою защиту, проведет его через территорию племени, к которому сам принадлежит, обеспечивая ему приют и пропитание во все время путешествия совместно с ним».

В адыгских сказках

Тема кунаков — одна из устойчивых в фольклоре народов Кавказа. В адыгских сказках кунаки помогают друг другу в бою, ищут невест среди самых достойных девушек, а один из двух часто спасает жизнь другому ценой своей собственной. В этом плане интересна вайнахская сказка «Черкес Иса и чеченец Иса» — чеченец и черкес, носящие одно и то же имя, все время идут на подвиги и жертвы ради друг друга. В XVIII веке — первой половине XIX века адыгские князья и дворяне имели широкие куначеские связи с абазинами, убыхами, осетинами.

Кунаки-горцы поражали своей преданностью русских офицеров, служивших на Северном Кавказе. Тот же И.Бларамберг писал: «Русские, живущие в пограничных с Кавказским хребтом районах, и особенно казаки на Линии, имеют кунаков среди черкесов, чеченцев и других народностей, с которыми они поддерживают дружеские отношения в мирное время».

О Садо, своем кунаке-чеченце, Лев Толстой говорил: «Часто он мне доказывал свою преданность, подвергая себя разным опасностям ради меня; у них это считается за ничто — это стало привычкой и удовольствием…»

В хачещ

С темой куначества связан институт кунацкой, хачещ (хьакIэщ), или гостевого дома. Двери кунацкой были всегда открыты, а в княжеских домах Черкесии «на случай гостей» в кунацкой всегда был накрыт стол, еда за которым менялась три раза в день. «Кунацкая была и рестораном, и концертным залом, и кабинетом, где решались политические проблемы, и университетом для подрастающего поколения», — писал известный ученый Заур Налоев. Гость оставлял у дверей кунацкой свое оружие, кроме кинжала, таким образом, с одной стороны, абсолютно вверяя свою жизнь хозяину, а с другой — демонстрируя, что его визит не угрожает безопасности его хозяев.

Традиция куначества, слово «кунак» и связанные с ним символические значения не ушли из нашей жизни и сегодня. В 2007 году на международном медиафоруме «Вся Россия» был основан фестиваль «Кунаки», с 2016 года он носит название Северо-Кавказский открытый фестиваль кино и телевидения. С 2009 года в Кабардино-Балкарии реализуется межрегио­нальный проект «Куначество», ставший с 2015 года международным: подростки из республик СКФО и субъектов Центральной России в течение недели живут в принимающих семьях и в повседневной жизни знакомятся с бытом и традициями других народов. Аналогичный проект набирает силу и в Дагестане, где куначескими становятся сотни семей.

Сулиета Кусова-Чухо, журналист и культуролог, в одном из своих выступлений сказала: «Для того, чтобы нас не разорвали ветры глобализации, нужно ухватиться за свою надочажную цепь». Возможно, возрождение в ином, трансформированном виде обычая куначества тоже станет органичной частью той самой символической надочажной цепи?