Фото: архив Советской Адыгеи

29 января столица Адыгеи отметит знаковую дату — 81-ю годовщину освобождения города от немецко-фашистских оккупантов. Майкоп был захвачен немцами 9 августа 1942 года с целью овладеть местными нефтепромыслами. Оккупация города, длившаяся 171 день, оставила глубокие раны в его истории и тысячи искалеченных судеб.

Огромный урон

За это время фашистский террор принес немало горя и страданий: более четырех тысяч майкопчан, в том числе дети и подростки, были зверски замучены в гитлеровских застенках или расстреляны на восточной окраине Майкопа — в Конюховой балке и на Борщевой мельнице (сейчас это район Министочника).

Во время оккупации пострадали промышленность, транспорт, средства связи и коммуникации. Покидая город, фашисты стремились нанести как можно больший урон городскому хозяйству: были взорваны мост через реку Белую, водокачка. Было сож­жено и разрушено много зданий в Майкопе — школы, больницы, культурно-просветительские учреждения. Огромный ущерб фашисты нанесли и жилой инфраструктуре — целые городские кварталы были превращены в пепелище.

Немецкий писатель Вильгельм Тике в книге «Марш на Кавказ. Битва за нефть 1942-1943 гг.» утверждал, что активное отступление войск вермахта из Майкопа началось уже 24 января 1943 года. 25 января хваленая 1-я горнострелковая дивизия вышла из Апшеронска и, проходя через Майкоп, даже не задержалась здесь на короткий отдых — сразу же отправилась в Усть-Лабинск. Со всем своим опытом ведения войны в горах, с сильнейшим вооружением и экипировкой дивизия «Эдельвейс» была наголову разбита на западных отрогах Лагонакского нагорья, и теперь уцелевшие остатки «эдельвейсовцев» также спешно покидали Майкоп.

Поспешила оставить столицу Адыгеи и 46-я пехотная дивизия немцев. Это произошло 26 числа. Стояли январские морозы, техника оккупантов выходила из строя. А 29 января последняя колонна 49-го горного корпуса поспешила убраться подальше от Майкопа — в сторону Белореченска.

Около полудня этого же дня в Майкоп вошли советские войска — разведчики 2-го батальона 23-го погранполка НКВД и разведчики 9-й горнострелковой дивизии.

Воспоминания политрука

Из воспоминаний Василия Константиновича Гайдука, политрука 14-й заставы 20-го батальона 23-го погранполка НКВД («Им в боях родными стали горы…», авторы книги Казбек Ачмиз и Иван Бормотов):

«29 января 1943 года мне с группой бойцов в составе 25 человек было приказано выйти в разведку и установить численность противника в Майкопе. Войдя на окраину города — в небольшой хутор в районе Спиртзавода, мы установили от местных жителей, что противник поспешно отступил из Майкопа. Оставленная немцами группа диверсантов готовилась взорвать электростанцию и другие промышленные объекты. Мы вместе с лейтенантом Жирновым приняли решение форсировать реку Белую и выйти на правый берег реки в районе Спиртзавода. С помощью местных жителей и пионеров быстро достигли центра Майкопа и предотвратили взрыв электростанции. Это было примерно в 12-14 часов дня 29 января. Примерно в это же время в город вошел отряд горных стрелков — около 100 человек, а в 15.00 прибыл майор Пискун, а с ним — 40 всадников.

В этот день со стороны Махошевской лесодачи в Майкоп вошел и партизанский отряд «Народные мстители».

С болью в сердце

Для жителей Майкопа оккупация стала тяжелым испытанием.

Из воспоминаний Екатерины Несветайло:

«С первых же дней оккупации заработала немецкая комендатура. Она располагалась в доме №159 по улице Первомайской. 16 октября 1942 года комендант издал приказ горожанам о необходимости экономить воду, содержать в порядке улицы и дома. В Майкопе оккупационная администрация пыталась восстановить промышленность. Комбинат «Лесомебель», выпускавший до войны гнутую мебель, перешел на изготовление гробов и крестов для немецких солдат. Их хоронили на территории нынешних городской больницы и республиканской гимназии. В Майкопе была проведена перепись населения и учет имущества, в каждый квартал назначен квартальный староста, строго следивший за тем, чтобы никто не уклонялся от регистрации. Для служащих устанавливалось единое время работы с 8 до 17 часов, при этом в целях единого исчисления времени с Германией часы переводились на час назад. На каждых 100-200 жителей полагался один полицейский. Три полицейских управления разместились в здании городского отдела НКВД по улице Пушкина, в доме №53 по улице Старобазарной и в доме №30 по улице Гоголя».

По воспоминаниям жителей Майкопа того времени, 23 сентября открылась биржа труда в доме №66 по улице Ленина, в которой ставили на учет горожан с 14 до 50 лет включительно. В городе стала издаваться оккупационная газета «Майкопская жизнь».

Оккупационная администрация пыталась жестко регулировать цены на основные продукты питания, товары и услуги. Так, в конце декабря были опубликованы очередные цены, утвержденные городской управой. Тем не менее снабжение горожан в условиях оккупации ухудшилось, многим пришлось ходить в сельскую местность менять одежду, обувь, постельное белье и другое имущество, представлявшее хоть какую-то ценность, на продукты.

В августе — сентябре в городе начала действовать специальная карательная команда СД-11 под руководством офицеров вермахта. Ее шефом бы Эрих Кубяк. Допросы, пытки и казни жителей осуществлялись в здании управления НКВД по улице Краснооктябрьской, дом №25 (сейчас — гостиница «Майкоп»), в подвалах которого держали арестованных людей.

Из воспоминаний Евгении Кузьминичны Бондаренко (Чоба), которой в 1942 году было 17 лет:

«9 августа немцы вошли в Майкоп двумя колоннами по улицам Ленина и Больничной (ныне Гагарина). Мирные жители почти все остались в городе. На следующий день немцы на машинах с громкоговорителями на каждом углу говорили о том, что коммунистам, комсомольцам, евреям надо пройти регистрацию в сборных пунктах. Гестапо располагалось на улице Краснооктябрьской. Моя бабушка Таисия Филипповна Гужва была вызвана туда на допрос. Спасло ее то, что во время него вбежал какой-то человек и по-русски сказал, что в одном из районов Майкопа обнаружены партизаны. Бросив допрашивать бабушку, гитлеровцы выбежали из здания. Через некоторое время в кабинет вошел какой-то человек и сказал, чтобы она быстро уходила отсюда… Это и спасло ей жизнь».

Месяцы ужаса

Из воспоминаний Татьяны Самойловой:

«Мне было шесть лет, когда фашисты оккупировали Майкоп. Детская память сохранила некоторые события из того периода жизни. Мы жили на улице Пролетарской в частном доме. Накануне этого дня мы с соседскими детьми играли за двором, на улице. Вдруг раздался какой-то гул, нам показалось, что даже земля задрожала. Смотрим, по улице прямо к нам бежит соседка тетя Даша. Она закричала нам: «Бегите по домам, немцы!» Мы все бросились врассыпную. Я забежала в дом и заперла дверь на засов. Дома никого не было, мама и бабушка ушли по делам. Помню, залезла под стол. И там сидела некоторое время. Потом любопытство все же взяло верх, я вылезла из-под стола и подошла к окну. По улице мимо нашего дома шла колонна техники: танки, автомобили, мотоциклы. Ехали они не очень быстро, и я успела рассмотреть немецкого офицера. Он сидел на заднем сиденье в автомобиле, стекло было опущено, и мне были хорошо видны его лицо, глаза. Почему-то у него была улыбка на лице. Даже не улыбка — брезгливая ухмылка. Я обратила внимание, что рука, которую он выставил из окна автомобиля, была одета в перчатку. На улице было жарко, я еще удивилась — он что, замерз? Колонна шла мимо нашего дома довольно долго, было много пыли, и потом уже ничего не было видно. Когда шум моторов стих, во двор вбежали мама и бабушка. Они обе были испуганы, мама плакала. Помню, я еще сказала маме, что немцы совсем не страшные! Мы, дети, их представляли чуть ли не великанами. Спустя месяц в наш дом поселили немецкого офицера. Случилось это так: утром в дом вошли солдаты с автоматами. Один из них взял бабушкину кофту — она висела у двери на гвоздике, — бросил ее маме: «Шнель!» — и указал нам рукой на дверь. Мама успела собрать в узел какие-то вещи, и мы ушли. Нас приютила тетя Маша, она жила через несколько кварталов. У нее дом был плохонький, земляной пол, и немцы в него не стали селиться. Вот у нее мы и ютились, пока фашисты не ушли из Майкопа. Еще одну соседку, что жила напротив нас (к сожалению, я уже не помню ее имени, знаю только, что ее муж воевал на фронте), арестовали. Мы ее больше не видели. Помню, что не хватало еды. Мама ходила на рынок, что-то из вещей меняла на хлеб. Когда начались холода, вещей теплых у нас не было, поэтому я и бабушка сидели дома. Выходить на улицу боялась, только у двери на крылечке могла постоять. По городу поползли слухи, что фашисты зверствуют, расстреливают людей».

Из воспоминаний Дмитрия Москалева:

«Немецкие солдаты бесчинствовали. Они врывались в дома майкопчан, выгоняли жителей на улицу, забирали продукты. С захватом города был установлен оккупационный режим. Уже 10 августа был вывешен приказ военного коменданта, извещавший об «освобождении» жителей от большевиков и требовавший от них выдачи евреев, коммунистов, полного подчинения властям, сдачи продуктов питания, одежды и другого инвентаря, якобы незаконно взятого в магазинах, на складах города. Кто не повинуется — расстрел.

Вскоре начались грабежи, поборы с жителей, продолжавшиеся трое суток. Помню, как забрали у нас вещи, а нас выгнали жить в холодный сарай. По городу шли облавы, обыски, аресты. Немцы специально устраивали бесплатные киносеансы, заманивая на них молодежь. После сеанса следовали арест и отправка на принудительные работы. Мой сверстник Коля Сопин таким путем попал в прифронтовую зону, где под охраной фашистов — под дулом автоматов — рыл землю, носил грузы. Кто из ребят падал от немощи, того тут же убивали. Кормили плохо. Когда он, по счастью, вернулся домой, его было не узнать: кости, обтянутые кожей, двигаться не мог. Еще один мой друг Коля Домашев был схвачен и заперт в конюшне. Он куда-то влез — из любопытства, а немцы подозревали в нем вора. Мать Николая еле выплакала его и вызволила на свободу».

Подготовила Валерия ЛОМЕШИНА.